Изо всех сил хлопнув дверью, Жиголов и его коллеги покинули помещение. Уполномоченный проводил их взглядом, потом повернулся и сказал своему порученцу:
— Вот так-то, стажёр Кирбазаев. Век живи, век учись. Тут тебе не сражения с беляками, где всё ясно, кто враг, кто друг. Тут сегодня боевой товарищ, а завтра — оборотень в форме, антикварными вещами спекулирует. — И старший уполномоченный МосЧеКа Ясенев тяжело вздохнул, словно выявившееся участие оперативника МУРа Жиголова в крышевании банды подпольных барыг напрочь подорвало его веру в человечество.
— Двигай на Николаевский вокзал, там стоит спецпоезд, куда сгрузим товар, — дал команду старший уполномоченный. — По пути заверни ко мне домой, захватим вчерашнюю поставку.
Притормаживая машину возле дома Ясенева в Кривоколенном переулке, стажёр спросил:
— А разве не нужно было бы сначала оценить стоимость предметов, что мы вчера взяли?
— Нужно было бы, — признал бывший полковник. — Но у меня пока нет специалиста. — Произнося эти слова, Перекуров думал о Евлампии, которому он в будущем отводил именно такую роль. Вот только пока что привлекать его было рискованно. Корнеич — вор в законе — не потерпит прямой работы своего человека на ментов.
Старший уполномоченный достал ключ от квартиры и кивнул помощнику. — Пошли. Упакуешь чемоданы и погрузишь в машину. Завтра выезжаем в Петроград, а оттуда в Ревель.
Глава 6
Беседа об искусстве
Советская Россия начала 1920-х гг. находилась, фактически, в блокаде — дипломатической и торговой. Раньше всего эту блокаду удалось прорвать на балтийском направлении: в январе 1920 года между РСФСР и объявившей о своей независимости Эстонией начались переговоры, завершившиеся установлением мира и отправкой в Ревель, столицу Эстонии, торговых агентов. Они занимались продажей за валюту драгоценностей, антиквариата, картин, мехов, и закупками военного снаряжения, техники, медикаментов. Валюта переводилась также на зарубежные счета разных советских организаций.
По договорённости с наркоматами путей сообщения и иностранных дел, вещи для продажи доставлялись в Ревель на особом поезде, сопровождаемом сотрудниками ведомств, ответственных за их поставки. Тут были представители наркомвнешторга, Реввоенсовета, Коминтерна, и других структур.
Старший уполномоченный МосЧеКа Пётр Матвеевич Ясенев входил в группу, отвечавшую за вагон с ценностями, валюта от реализации которых должна были пойти на тайные заграничные счета непосредственно партии — «золото партии», как он полушутя говорил про себя. Впрочем, этим занимались особо доверенные товарищи. Его задача была много проще — распродать начинку пяти чемоданов — в них уместились вещи, полученные от Корнеича и изъятые у банды Фрекса — а затем передать чеки и валюту курировавшему его деятельность секретарю ЦеКа — за вычетом доли хозяев вещей, посредников (фирмы Корнеича) и его собственной.
Ясенев занял диван в двухместном купе, а его помощник расположился вместе с охранниками в общем вагоне. В Москве к уполномоченному никто не подсел, и тот уже задавался вопросом — не останется ли он в одиночестве до конца поездки, что было бы немного странно, учитывая число желающих любыми способами покинуть первое в мире государство рабочих и крестьян. Однако в Петрограде, перед отправлением поезда, когда Ясенев вернулся после прогулки в своё купе, он обнаружил там плюгавого человечка, устроившегося на втором диване и выкладывавшего на стол водку и закуски.
Попутчик представился старшему уполномоченному как «писатель Ваннерман» и вскоре они уже завели, под звон стаканов, беседу об искусстве.
В прежнем мире Перекуров почитывал художественную литературу, так что Ваннерман оказался для него собеседником интересным. Писатель, в свою очередь, был рад внимательному слушателю и увлечённо рассказывал о своём творчестве. Он похвастался, что одну из его повестей наркомпрос включил в список литературы, рекомендуемой для среднего школьного возраста, и Перекуров, напрягши память, вспомнил, что, действительно, в его время учительница читала им повесть Ваннермана «Лучший друг детей». Затем писатель стал похваляться связями в мире искусства. Рассказал о салоне Лили Брик, который посещали звёзды советской литературы — а также, добавил он, бросил взгляд на кожанку собеседника — ответственные товарищи. Перекуров, немного поразмыслив, понял, что его знакомец имеет в виду особоуполномоченного Агранова, восходящую звезду ВЧК, будущего героя крупных политических процессов 1930-х гг., который в послереволюционный период, так сказать, курировал советскую творческую интеллигенцию.