— Передать предприятия лучшим людям — это очень верная мысль, — поддакнул Перекуров. — Он наполнил коньяком ещё одну рюмку и протянул её приятелю. — А кому именно?
Партийный секретарь недоуменно устремил на него пьяный взгляд.
— Нам, конечно, кому же ещё?
Он принял рюмку, благодарно кивнул, и добавил:
— Нефть, газ, рудники, заводы, электростанции. Это же колоссальные богатства. Только нужно, чтобы народишко сначала разведал всё, обкопал, обустроил за государственные деньги. Тогда и можно будет их правильно… ик… ик… — секретарь райкома задумался, подбирая подходящее слово, но алкогольный угар существенно препятствовал ясности мышления.-… их можно будет — как бы это выразиться…
— Приватизировать, — подсказал Перекуров.
— Приватизировать? — партиец покатал новое слово на языке, потом ухмыльнулся. — А что — ёмко, выразительно. Общее — значит ничьё. Приватизированное — значит моё. Передать всё это… ик… достойным людям. Которые сумеют им правильно распорядиться…
… только пусть они сначала нам побольше наработают этого общего — ничейного имущества, — совсем уж косноязычно повторил партийный секретарь. Его голова склонялась всё ниже и ниже к скатерти стола, как вдруг он резко встрепенулся и уставился на собеседника.
— Но очень шустрые ребята в нашем комсомоле. Ох, какие шустрые. Как бы они мне дорогу не перебежали… Мне говорил один, что хочет подняться на нефтянке. Что там громадные бабки и они без толку уходят на всяких голодранцев. А я, говорил он, мог бы торговать со всей Европой. И стать… он сказал, что мог бы стать — как же это… управленцем? нет, не то… бизнесменом? нет, снова не то… Было какое-то слово, он говорил, что могли бы стать… ммм…
— Олигархом? — снова подсказал бывший российский полковник.
— О, точно! Матвеич, ты голова!
Перекуров скромно улыбнулся, про себя, впрочем, подумав, что нетрудно быть «головой», имея, помимо попаданческого послезнания, ещё и отличные оценки в зачётке по курсу истории КПСС.
Голова самого секретаря райкома партии окончательно склонилась к столу, и, клюя носом, он пробормотал, уже почти неразборчиво:
— Построю себе виллу на Канарах… самую длинную в мире яхту… коллекцию автомобилей соберу… Лешеньку в Оксфорд… Машеньку в Кембридж…, — он уткнулся носом в тарелку и захрапел.
Перекуров подтащил приятеля к дивану, уложил его и кликнул домработницу. Затем тяпнул на дорогу полрюмки коньяка и отбыл к себе домой. Аппарат инженера Заврыкина успешно прошёл ещё одну проверку.
Глава 6
«Не верь, не бойся, не проси»
— Вечер в хату. — Старший сотрудник ОГПУ отодвинул кисейную занавеску, открывшую его взгляду богато сервированный стол, за которым сидел его давний знакомый Семён Корнеевич Мальцев в компании с непонятным хмырем, судя по украшавшим его руки многочисленным татуировкам, бывшим зэком. За прошедших семь лет со времени их первой встречи старый вор в законе заметно сдал, но всё ещё выглядел крепким. Его резиденция по-прежнему располагалась на втором этаже трактира «Разносолье».
— С чем пожаловал, начальник? — Корнеич зыркнул на опасного посетителя из-под кустистых бровей. Зэк же взял с дивана гитару и принялся тренькать, бурча себе под нос что-то из блатного фольклора.
— Через два-три месяца отменят нэп, — сообщил чекист, усаживаясь за дальний от Корнеича конец стола и незаметно включая аппарат Заврыкина. — Нашу деятельность нужно свернуть до этого времени.
— Присылай своего человека, я кликну бухгалтера, подобьём бабки, — безразлично отозвался Мальцев. — Выпьешь за компанию?
Перекуров кивнул, подтянул к себе бутылку коньяка, наполнил рюмку, и, дожидаясь, пока подействуют резонаторные волны, принялся травить байки из жизни советского политического бомонда. Рассказал, как смеялись члены Политбюро, когда разгневанный Троцкий, покидая коварных соратников, проголосовавших против его предложений, безуспешно пытался хлопнуть тяжеленной дверью. Живописал, как рабочие забросали гнилой картошкой Зиновьева во время его выступления на ленинградском заводе. Поведал, какой конфуз случился с Каменевым, когда его племянник, хвативший лишку в ресторане, явился в пьяном виде на заседание Московского горкома, которое вёл его дядя, и стал там буянить. Мальцев слушал его с явной скукой, а бывший зэк вообще не обращал внимания на рассказы чекиста, он всё так же бренчал на гитаре. Прошло пять минут, потом ещё пять. Перекуров, поглядывая на часы, пересказал выступление Сталина с критикой оппозиции, сообщил о дискуссии в партии насчёт индустриализации, изложил планы первой пятилетки — а ни Мальцев, ни зэк так и не начинали выражать свои задушевные мечтания, не заводили речей насчёт общественного блага и вообще не выказывали каких-либо признаков воздействия на них излучения аппарата Заврыкина. В поведении слушателей Перекурова ничего не переменилось — словно их и не облучили только что волнами, активизировавшими глубинные чувства. Разве что зэк, в конце концов, отложил в сторону гитару и принялся тасовать засаленную колоду карт.