III
Сергеев свернул на Шахреза. Широкая асфальтовая полоса проспекта делила на два ряда каменные коробки домов, творчество архитекторов третьего рейха, наводнивших Иран. Видневшиеся позади купола мечетей, стройные минареты резко контрастировали с этими казенного вида строениями.
Время приближалось к полудню, солнце пекло немилосердно.
У магазина с зеленой вывеской, на которой красивой арабской вязью было написано, что торгуют здесь галантереей и что это заведение принадлежит купцу Мусе Амири, Сергеев остановился. Из магазина вышел невысокого роста иранец лет пятидесяти, полный, румяный, с большим мясистым носом. Редкие волосы, крашенные хной, отливали на солнце багрянцем.
— Агаи[3] Сергеев, очень рад. Дом, который мы должны посетить, — здесь недалеко, а это магазин моего двоюродного брата, — выпалил скороговоркой толстяк и поспешно увлек Якова Васильевича от магазина, словно боясь, что он зайдет туда.
— Очень благодарен, агаи Ходжа Али, за ваши хлопоты.
— Я много обязан господину Демидову. Раз он попросил помочь вам, я рад тем самым услужить и ему. — Ходжа Али начал распространяться о своем уважении к управляющему хозяйством представительства.
Сергеев вспомнил, что Демидов назвал Ходжа Али захудалым купчишкой и рассказал, как он подвизается среди иранских предпринимателей, имеющих дела с торгпредством. Ходжа Али выступал в роли посредника, но иногда и сам был непрочь приобрести небольшую партию товара. Он долго жил в Советском Союзе, имел в Баку в период нэпа контору по сбыту сухофруктов, импортируемых из Ирана. Был он очень ловок и предприимчив, отлично владел русским языком и слыл образованным человеком. Он действительно был довольно начитан. Хорошо знал поэзию Хайяма, Саади, Хафиза. На память цитировал большие отрывки из их произведений, помнил массу пословиц, афоризмов. Сергеев улыбнулся, вспомнив, что Демидов, много читавший об Иране, рассказывая о Ходжа Али, даже привел на память слова дальнего родственника А. С. Пушкина — Ганнибала, долго жившего в Тегеране. Ганнибал писал:
«Поэзия в Иране неразрывно связана с повседневной жизнью народа, слита с нею воедино, на каждый случай жизни у перса всегда готова любимая цитата. Существует некий цикл излюбленных персидским народом цитат. Они известны в стране каждому: повторяют их с любовью старики и юноши, бедняки и богачи, ученые мудрецы и погонщики верблюдов».
По словам Демидова, Ходжа Али превосходил самых запасливых. Недаром он получил к своему имени приставку Ходжа, дававшуюся обычно потомкам халифов. Он никакого отношения к главам мусульманских государств не имел, тем не менее его называли Ходжа, видимо, потому, что начитанность на Востоке издавна считалась привилегией знатных.
— Я думаю, вы будете довольны, агаи Сергеев. Хозяин дома очень приличный человек.
Ходжа Али остановился.
— Вот сюда, за угол, — махнул он рукой направо.
Они свернули на боковую улочку. Сразу за первым домом, выходящим на проспект, пошли убогие жилища с высокими глинобитными заборами. У двухэтажного здания с застекленным балконом Ходжа Али остановился.
— Вот этот дом. Недалеко от проспекта и довольно приличный, его, как видите, не спрятали за забор, — сказал он и дернул за кусок проволоки, висевшей на калитке. Где-то далеко во дворе зазвенел колокольчик.
Не прошло и минуты, как подросток лет четырнадцати открыл калитку. За это время Ходжа Али успел перечислить все достоинства предлагаемой квартиры. Вошли во двор. Густые кроны платанов прикрывали дворик от знойных лучей солнца.
Квартира из двух небольших комнат была недавно отремонтирована. Ей принадлежал балкон, выходящий на улицу. Мебель состояла из кровати, стола и нескольких стульев. Остальное заменяли многочисленные ниши в стонах, где в восточных домах хранится все, что кладут в шкафы, серванты, на этажерки.
Хозяин — тощий почтовый чиновник, в засаленном костюме и гиве[4] на босу ногу, низко кланялся гостям.
После того как Сергеев осмотрел комнаты, Ходжа Али назвал цену, совершенно игнорируя хозяина, безмолвно стоявшего рядом. Плата была невысокой, квартира понравилась, и Сергеев дал согласие.
— Да приму я на себя твои горести, — сказал хозяин Сергееву.
— Смотри, Дадаш, чтобы не получилось, как говорят у нас: «Показываешь пшеницу, а продаешь ячмень».