Этот молодой человек прогуливался здесь уже не в первый раз. И, как правило, в разных головных уборах: то в белой шляпе, то в серой, то в коричневой, а иногда и просто с непокрытой головой, держа в руках кепку. Посторонним — если бы кто-нибудь, конечно, обратил внимание на такую регулярную смену шляп — это показалось бы, наверное, обыкновенным чудачеством. Но был и другой человек, которому и цвет шляп, и их форма говорили о многом.
Через день-два после очередной прогулки молодой человек находил в определенном месте фотокопии документов, раскрывающих планы антисоветской деятельности японской разведки и ее белогвардейских подручных, в частности — враждебные замыслы в отношении советского Приморья. Это и был Василий Пудин. А помогала ему в его сложной и опасной работе русская девушка Маргарита, или просто Рита, служившая горничной у японского консула.
После разгрома белогвардейцев на Дальнем Востоке отец Риты, бывший царский полковник, а затем офицер штаба атамана Семенова, бежал с семьей в Маньчжурию и поселился в Харбине. Имевшиеся у него средства вскоре иссякли. Пришлось подумать о каком-нибудь заработке. Но кому нужен был этот пожилой человек, упрямо твердивший что-то о возрождении монархии и уверявший, что за «верную службу царю и отечеству» ему дадут пост губернатора в одном из сибирских городов? В конце концов бывшему старшему офицеру царской армии все же повезло: ценой больших усилий он добился должности дворника при японской военной миссии.
Тем временем семья полковника распадалась. Его сын, подпоручик, служивший вместе с отцом в карательных семеновских частях, эмигрировал в Канаду, а старшая дочь пристроилась служанкой в каком-то клубе в Шанхае.
Единственным утешением отца и матери оставалась младшая дочь — Рита. Родители старались уберечь восемнадцатилетнюю девушку от превратностей жизни эмигрантов — людей без родины и без будущего. Однако денег на прожитие не хватало, и отец вынужден был слезно упрашивать своих хозяев, чтобы его дочь взяли горничной к японскому консулу. Так она стала работать у японцев.
Василий Пудин не раз видел эту миловидную, улыбчивую девушку во дворе японского консульства. Решив присмотреться к ней, он заметил, что каждый день она почти в одно и то же время отправляется по поручению своей госпожи за покупками. За воротами улыбка сразу сходила с ее лица, девушка становилась задумчивой и печальной. Пудин понял: ее что-то гнетет, какая-то постоянная душевная боль, которую она не хочет выказать при хозяевах и маскирует дежурной улыбкой. Интересно было бы познакомиться с ней. Но как это сделать, чтобы ненароком не оттолкнуть, не обидеть ее?
Возвращаясь из города с покупками, Рита иногда заходила в кафе, расположенное на соседней с консульством улице. Там она заказывала чашечку кофе или какао с молоком и маленький кусочек торта. Однажды Пудин решился войти в кафе вслед за ней.
— Вы позволите? — спросил он, подойдя к ее столику, и показал на пустой стул.
— Пожалуйста.
Они еще несколько раз встречались «случайно» за чашкой какао или кофе. Потом пошли вместе в кино смотреть тогдашний романтический кинобоевик «Неоконченная симфония» о жизни Штрауса. В разговорах Рита все чаще сетовала на свою судьбу. Ей было горько сознавать, что она, образованная девушка, владеющая несколькими иностранными языками, вынуждена прислуживать господам, которые гораздо ниже ее и по своим моральным качествам, и по общей культуре.
— И чего другого можно было ожидать здесь, на чужбине, среди чужих и жестоких людей! — восклицала она.
— А вы никогда не думали о том, чтобы вернуться домой, в Советскую Россию? — осторожно поинтересовался Пудин.
— Ну что вы! — Рита решительно покачала головой.-
Кто меня туда пустит? Дочь белогвардейца, полковника… Нет, это, к сожалению, невозможно.
Пудину стоило большого труда убедить девушку, что ее опасения напрасны.
— Родителей ведь не выбирают, — говорил он. — Но каждый человек сам выбирает свою судьбу.
Постепенно Рита узнала, зачем и почему ее новый знакомый оказался в Харбине, и согласилась во всем помогать ему.
Консулу и его супруге, несомненно, льстило, что у них такая интеллигентная горничная. Дочь русского дворянина и полковника — не шутка! Да и сам полковник ходит с метлой по двору с дворницкой бляхой на груди! С нескрываемым самодовольством японский самурай демонстрировал полковника и его дочь своим гостям и знакомым. Откуда ему было знать, что с некоторых пор эта кроткая девушка внимательно прислушивается к разговорам посетителей миссии — японцев, китайцев, белогвардейцев — и сообщает об услышанном своему советскому другу. Не ведал консул и о том, что юная горничная стала проявлять повышенный интерес к его кабинету, в котором стоял несгораемый шкаф с секретнейшими документами. Потом у нее появился ключ к этому шкафу, и когда господа отправлялись куда-нибудь в гости, в театр, в кино, она…
Одним словом, Василий Пудин пересылал в Москву фотокопии весьма важных бумаг, сыгравших большую роль в разоблачении милитаристских замыслов японцев. Среди них был, например, интервенционистский план генерала Танаки — впоследствии премьер-министра Японии. По этому плану предполагалось прибрать к рукам Маньчжурию, Китай, захватить Дальний Восток и Сибирь до Омска включительно.
Другой документ, добытый в то время Пудиным с помощью Риты, был использован почти через двадцать пять лет. Его обнародовали лишь в 1949 году, в Хабаровске, на судебном процессе над японскими военными преступниками, захваченными советскими войсками при разгроме Квантунской армии. Этот документ подтверждал, что еще четверть века назад японская военщина готовила бактериологическую войну против СССР…
…Казалось, что все идет благополучно. Пудин немного окреп, мог даже сидеть на кровати. Но буквально через считанные дни опять появились признаки гангрены. Одна за другой были сделаны еще две ампутации, последняя — выше колена. Василий Иванович мужественно вынес и это.
А тут нежданно-негаданно пришла новая беда. По городу разнеслась тревожная весть: гестаповцы ищут в Могилеве советского генерала Василия Попова. Оказывается, какой-то предатель, желая выслужиться перед оккупантами, принес в немецкую комендатуру найденное им на улице генеральское удостоверение. Гитлеровцы стали проверять всех подозрительных лиц. Добрались они и до городской больницы. По случайному совпадению документы, по которым Василий Иванович числился шофером автобазы Наркомлеспрома, были выписаны на имя Василия Попова. И это сразу привлекло к нему внимание фашистов. Они решили, что он и есть тот самый генерал.
В этот же день гестаповцы устроили Пудину подробнейший допрос. Начали с уговоров, затем перешли к угрозам. Василий Иванович твердо держался разработанной для него еще в Москве легенды. Ночью у дверей палаты дежурил часовой, а наутро гитлеровцы явились снова. И опять их попытки заставить Пудина «раскрыться» ни к чему не привели.
На какое-то время Василия Ивановича оставили в покое. Нет, фашисты не отступились от него, не расстались с надеждой получить награду за поимку живого «советского генерала». Они только изменили тактику — стали подсылать к Пудину провокаторов: кто-то предлагал ему бежать из больницы, кто-то — связаться с партизанами и партийным подпольем, кто-то брался выполнить любое его поручение. Однако выработанное с годами чутье помогало Василию Ивановичу разгадать эти коварные ловушки.
Несколько месяцев провел Пудин в больничной палате. Изредка к нему приходила Шура Ананьева — приносила скромное угощение, рассказывала всякие новости. Немцы допрашивали и ее, но она повторила почти то же самое, что говорил Василий Иванович. Ничего не добившись, фашисты решили выпустить Пудина из больницы. Видимо, они рассчитывали, что «советский генерал» непременно начнет искать людей, ведущих работу против «нового порядка». Этим он не только выдаст себя, но и поможет сотрудникам гестапо, идущим по его следу, выйти на подполье. Однако «подсадной утки» из Пудина не получилось. Чекист оказался сильнее гестаповцев.
На могилевском базаре появился ларек сапожника. Бородатый инвалид искусно, с одного удара, всаживал деревянные гвозди в косячки на подошвах дамских туфель, ловко вкладывал чугунную ногу в ботинок, чтобы покрепче приладить набойку, виртуозно затягивал дратвой прохудившийся сапог. Вот где пригодилось Василию Ивановичу знание сапожного ремесла, азы которого он постиг еще в ранней юности.