— Быть может, это не ваше золото? — засмеялся Осипов.
— Мое…
— Вы собирались кому-нибудь его оставить или надеялись сюда вернуться?
— Нет, не надеялся. Не хотел, чтобы оно досталось вам.
— Можно рассчитывать на вашу откровенность в дальнейших разговорах?
— Возможно…
С нескрываемым удивлением я слушал диалог.
— Будем считать обыск законченным, с чистой совестью отправимся домой, — заключил Осипов и, повернувшись к стоявшему в углу хозяину хижины, добавил: — Завтра явишься в ГПУ!
— Ки, батоно 1.
— А он не сбежит? — шепотом спросил я.
— Нет, — уверенно мотнул головой Осипов. — В машине все равно нет места, можешь посадить его к себе на колени.
Это было обыкновенное ехидство: на лице Кости Осипова отчетливо вырисовывалась усталость, он провел рукой по лбу: у него начинался приступ малярии.
Мы вышли из хижины. Дождь продолжал идти, мелкий и частый. Было далеко за полночь. Опять, скользя и падая, мы спускались к оставленному внизу автомобилю. Арестованного посадили на заднем сиденье, а сами сели с двух сторон.
Николай гнал машину вовсю. На разбитом проселке нас бросало друг на друга, и мы даже сталкивались головами. Наконец выехали на шоссе и, разбрызгивая лужи, помчались к Батуми.
Осипов чихал и кашлял, все время хватаясь за голову и кутаясь в свое жиденькое пальто.
— Вы простужены. У вас не в порядке легкие, — вдруг сказал арестованный.
— С чего это вы взяли?
— Я врач.
— Вы врач?
— Да, это моя основная профессия.
— А шпионаж занятие дополнительное?
— Это еще надо доказать…
— Докажем, — спокойно проговорил Осипов, разбирая содержимое несессера, отобранного у арестованного. Наше внимание привлекли два граненых флакона с металлическими пробками, наполненные какой-то желтоватой жидкостью. Осипов отвернул пробку на одном из них и понюхал, сморщив нос. — Я думал, это одеколон. Что тут?
— Лекарство.
Осипов достал из кармана пальто кулек с бутербродом, заботливо приготовленный ему женой, знавшей, что мужа не будет всю ночь. Намереваясь разломать бутерброд, он равнодушным тоном осведомился:
— От каких болезней лекарство?
— От проказы.
— От проказы? А зачем оно вам?
— До поступления на службу в концессию я служил врачом в лепрозории. Есть изолированные колонии для больных этой неизлечимой и очень заразной болезнью.
— Ну, ну, знаю. Так что же?
— Я был, видимо, недостаточно осторожен в общении с ними и сам заболел проказой. Как врач искал разные средства. — Арестованный показал на флаконы.
— Излечивает лекарство проказу? — серьезно прищурился Осипов.
— О нет! До этого далеко. Я экспериментировал, вез это с собой в надежде продолжить опыты за границей, заинтересовать врачей.
Осипова это передернуло: он был мнительным.
— Вы больны проказой? — он невольно отодвинулся от арестованного.
— Увы, — печально проговорил тот.
Мы подъезжали к окраинам Батуми.
— Останови! — приказал Осипов и, сунув бутерброд в руки врача, не открывая дверцы, выпрыгнул через борт на шоссе. — Поезжайте. Скажи коменданту, чтобы арестованного посадили в изолятор. Я скоро буду.
Арестованный пожал в недоумении плечами, разломал бутерброд на две части и одну протянул мне. Машинально я взял. Николай, слышавший весь разговор, нажал на акселератор, и мы понеслись, обдавая брызгами уже появлявшихся на улице прохожих. У меня возникло желание бежать от проклятого прокаженного.
В наступившем белесом рассвете мы остановились у комендатуры и, сдав арестованного, отправились в гарнизонную баню. Наш четвертый спутник, отрядчик Али, судя по всему, отправился с нами за компанию из солидарности; у дверей бани мы встретили Осипова.
Парились мы на самой верхней полке парной чуть ли не до потери сознания, терли Друг друга жесткой рукавицей, рискуя содрать на спине кожу. Вконец измученные самоистязанием, к десяти часам добрели до ГПУ.
Молча я вошел в кабинет Осипова, что-то быстро писавшего и мельком глянувшего на меня. Бросив ручку, он вложил исписанный листок в конверт. Это была записка начальнику военного госпиталя: Осипов просил прислать врачей для обследования больного проказой. Затем он вызвал Николая и, передавая ему конверт, наказал — без врачей не возвращаться! После минутного раздумья позвонил зампреду, коротко доложил о ночной операции, об арестованном, о вызове врачей.