Высокий, стройный, в ладно пригнанной военной форме, перетянутый ремнями, с пистолетом в аккуратной кобуре, в щегольских сапогах, какие так мастерски шили батумские сапожники, Арчил имел весьма живописный вид. У него были правильные черты лица, орлиный нос, аккуратные усики, под которыми поблескивала жемчужная полоска ослепительно белых ровных зубов. Глаза Арчила искрились весельем, озорством и отвагой. Добродушие и доброжелательство в отношении с товарищами располагало к нему с первой же встречи. Вероятно, были у него, как и у всех нас, какие-то и отрицательные черты, но я их не замечал.
Увидев меня, Арчил пригласил к своему столу.
— Как она?.. — произнес он, улыбаясь и делая паузу, а заметив вопрос в моих глазах — кого он имел в виду под словом «она», — рассмеялся и добавил: — Жизнь, кацо 2, жизнь!
Это его обычный маленький розыгрыш, и, смеясь, я ответил:
— Она — нормально!
— Нормально, хо? 3 Тогда бери плов, очень замечательный сегодня плов, — порекомендовал он.
Когда я доедал действительно очень вкусный плов, Арчил спросил:
— Не хочешь ли совершить совсем короткую прогулку? Есть маленькое дело.
Проглотив последнюю ложку плова, я спросил:
— Что за дело? Где?
— Здесь, на окраине Батуми. Надо накрыть одного контрабандиста. Правда, сам он контрабанду через границу не носит, но принимает ее и сбывает. Пойдешь? Совсем недалеко.
Предложение меня не прельщало, но отказываться я не хотел, опасаясь, что тогда на интересное дело он меня не пригласит.
— Согласен! Когда?
— Вот допьем пиво и пойдем.
Выйдя из столовой, мы зашли в погранотряд, взяли с собой солдата, вооруженного автоматом «Томпсон». Тогда такое оружие начинало поступать на вооружение в пограничные войска. Пешком мы отправились на южную окраину Батуми.
В те годы окраины Батуми мало чем отличались от деревни: простые крестьянские дома, отделенные друг от друга небольшими фруктовыми садами, а позади каждого дома — участки, засеянные кукурузой.
Мы подошли к самому крайнему дому. Позади него кукурузное поле упиралось в круто поднимавшийся склон холма, а дальше, за ручьем, начинался уже горный склон, поросший густым кустарником и невысокими деревьями.
От дороги до дома оставалось пройти шагов сто по плохо ухоженному фруктовому саду. Обычный аджарский крестьянский дом в два этажа. Внизу — помещение для мелкого скота и хранения урожая, вверху — единственная жилая комната с небольшой террасой, на которую с земли вела шаткая лесенка.
Мы поднялись в жилую комнату, оставив солдата с автоматом внизу, у дома. Предъявив хозяину ордер, приступили к обыску. В комнате была одна старая деревянная кровать, стол, три табуретки и разный хлам, разбросанный в беспорядке. Ни шкафа, ни сундука не было в убогом жилище, и мы не обнаружили никакой контрабанды. С разочарованием я посмотрел на Арчила и на его лице не прочел досады.
— Теперь посмотрим внизу, — сказал он и, сунув мне в руки небольшую керосиновую лампу, приказал: — Зажги, будешь светить.
В нижнее помещение свет проникал только через открытую дверь. В закутке, отгороженном невысокой оградой, возилась свинья. В другом конце помещения на длинной веревке была привязана дойная коза, столь обычное животное аджарских домов. При нашем появлении она жалобно заблеяла, заметалась и все время путалась под ногами. Нижнее помещение не было приятным местом: воздух в нем был спертым. Заднюю стену занимал большой деревянный ларь с необмолоченными кукурузными початками недавно снятого урожая. Этот ларь сразу же привлек внимание Арчила. Взяв деревянную лопату, он стал энергично выгребать початки на пол. Освободив наполовину ларь и запустив в оставшееся содержимое руки, он извлек оттуда два мешка с английским коверкотом и мешок с дамскими шелковыми чулками.
Вытирая с лица обильно струившийся пот, Арчил приказал хозяину и солдату поднять контрабанду наверх, чтобы там, на свету, составить протокол обыска и опись найденной контрабанды.
Уходя последним, я решил еще раз оглядеть полутемное нижнее помещение. Прибавив света в лампе, я высоко поднял ее над головой. В правой стене, в самом темном углу, оказалась дощатая дверь, за которой был не обнаруженный нами ранее чулан. Старинная деревянная соха с короткой оглоблей и двойным ярмом для упряжки волов, прислоненная к двери чулана, почти закрывала ее. Отбросив соху, я взялся за железную задвижку двери, намереваясь открыть ее и заглянуть внутрь. В этот момент кто-то с силой толкнул дверь изнутри. Толчок был настолько сильным и неожиданным, что я не устоял на ногах и через лежавшую позади меня соху кувырком полетел на землю. Лампа разбилась и потухла. В полутьме я заметил человека, стремительно выскочившего из чулана и выбежавшего наружу. Я намеревался броситься за ним, но испуганная шумом коза метнулась мне под ноги. Споткнувшись о нее, я опять оказался на земле. Когда же выбрался во двор, там уже никого не было. Я обежал дом, остановился на участке кукурузы; по колебанию высоких густых сухих стеблей можно было определить, что беглец устремился к склону холма; перевалив через него, он мог уйти в горы.