В городе темнело, загорались фонари. Людей на центральных улицах пока еще было много. В сквере из магнитофона пел Юрий Антонов – про «летящую походку» и «сбывающуюся и не сбывающуюся мечту». В фиолетовом небе загорались звезды. Но ненадолго – со стороны моря подкрадывались рваные облака.
У входа в гостиницу он снова ощутил дразнящий запах лавра. Некстати вспомнилось, что с обеда ничего не ел. Просто потрясающее открытие! На жаре об этом и не думаешь, другими вещами занята голова. Он помялся на крыльце, но все же вошел внутрь. Интерьеры гостиницы навевали скуку – все серое, казенное, словно ты и не в раю.
Столовая уже не работала. Жизнь теплилась в кафетерии на обратной стороне фойе, претенциозно названном баром. Внутри было неплохо. Сравнительно просторно, экономный свет, стены, в отличие от «классических» заведений общепита, обиты деревом. Над барной стойкой висел самый настоящий штурвал, а на дальней стене – не менее настоящий якорь. Бармен возник сравнительно быстро, не стал искушать судьбу – постояльцы в заведении встречались разные.
– Поесть найдется, дружище? – спросил Кольцов. – Голодный как волк.
Долговязый работник задумчиво сморщил нос. За его спиной поблескивали бутылки с цветными этикетками – видимо, для интерьера заполненные подкрашенной водичкой.
– Салат остался, – вспомнил бармен. – Баклажаны, кабачки и помидоры. Там еще курица в составе, но, к сожалению, только в названии.
Михаил улыбнулся. Вот что подкупало в тружениках советского общепита – так это честность.
– Не прокис за день?
– Не должен. В холодильнике держим. Но до полуночи лучше съесть.
А после полуночи, видимо, кабачки превращались в тыкву. Помимо салата бармен предложил черствый хлеб Инкерманского хлебозавода и в качестве жеста доброй воли – яичницу. Только надо подождать. Спешить было некуда. Михаил сидел за столиком у стены, лениво разглядывая присутствующих. Лысоватый мужчина средних лет задумчиво тянул пиво, пытался читать газету «Известия» в тусклом свете канделябра. Шепталась сравнительно молодая парочка. На столе стояли пустые чашки из-под чая. У женщины были темные волосы, она загадочно улыбалась, ее нос смешливо вздрагивал. Спутник рассказывал что-то забавное. Женщина покосилась на сидящего у стены майора, со второй попытки отвела глаза. Принесли еду. Чай был теплым, салат, к счастью, не прокисшим, а яичницу ухитрились пережарить. «Ужин на троечку, – мысленно оценил Кольцов. – Хотя и на твердую». Пока он ел, вошла еще одна особа – с дамской сумочкой, в длинном, невызывающем платье, пристроилась на краю барной стойки. Табуреты там были высокие, но и ноги у посетительницы заведения были длинные. Закончив трапезу (после которой остались противоречивые чувства), Михаил подошел к бару, оседлал стул и задумчиво уставился на разноцветную галерею.
– Могу предложить пиво, – высунулся из-за шторки бармен.
Михаил рассмеялся – настроение после ужина немного поднялось. Покосилась женщина, сидящая справа, откинула прядь пепельных волос. Она пила кофе из белой чашки – микроскопическими глоточками.
– Хорошо, есть десертное вино, – сменил тональность бармен, – местного завода «Массандра». «Кокур», «Сурож», белый портвейн, розовый мускатель, «Черный мускат Красного камня».
– Уже лучше, – кивнул Михаил. – Но давайте все же кофе.
Улыбнулась женщина, сидящая справа. Внешне приличная, оценивающих взглядов не бросала – и вообще не смотрела в его сторону. У соседки по бару было правильное, немного заостренное лицо, волнистые пепельные волосы, красиво рассыпанные по плечам. Особа была занята, задумчиво перелистывала блокнот с записями.
Кофе в заведении подавали терпимый. Но порция была символической, на два глотка – и стоила, как целая кофейная банка, продаваемая из-под полы. Майор выпил, рассчитался с барменом и покинул заведение. Вышел на улицу, прежде чем отправиться в номер, закурил. Запахи усилились – странно, но южная природа имеет обыкновение благоухать именно по ночам. Стая мотыльков кружилась под фонарем. За дорожкой, мощенной мозаичной плиткой, темнел сквер, оттуда доносились голоса и взрывы смеха. В закрытых городах жизнь ничем не отличалась от жизни «на свободе». С сигаретами он дал промашку, поскольку привез из Москвы всего пару пачек болгарской «Стюардессы», которая уже кончилась. В здешних магазинах продавались лишь дешевые сигареты без фильтра, а также кубинские «Партагас» и «Лигерос», поставляемые в страну без ограничений. Братья по лагерю, очевидно, решили проверить на прочность своих советских друзей. В сигаретах использовался сигарный табак, причем не самый качественный. Зато невероятно крепкий, натуральный горлодер. Употреблять такую продукцию могли лишь заядлые и стойкие курильщики. В армии одной сигаретой могло накуриться отделение. Горло перехватывало, мучил кашель, и кубинские братья вспоминались самыми обидными словами. Это был идеальный повод бросить курить – решительно и навсегда.