— Тебя в приказе отметили по Всеукраинской чека, поздравляю! — и руку пожал.
Алексей доложил ему о встрече с Дягловым. Расставаясь, попросил:
— У Петра Синесвитенко сынок остался. Мне все недосуг забежать. Может, поинтересуетесь, Геннадий Михайлович? Его бы хоть на время пристроить, а после я его к себе возьму.
— Это Павлушку-то? — спросил Оловянников. — Опоздал ты немного: его Инокентьев забрал.
— Куда забрал?
— К себе. Говорит, воспитаю вместо Витьки: у него сына Витьку убили под Перекопом.
Алексей почесал голову под фуражкой. Вот те на, Пашка у Инокентьева! А он-то привык считать мальчонку горемыкой, до которого никому дела нет.
— Большая семья у Василия Сергеевича? — спросил он.
— Одна жена осталась, тихая женщина, ласковая. Не сомневайся, мальчонка в хороших руках. Да и сам Василий — душа человек, не смотри, что угрюм.
Алексей вспомнил, как провожал его Инокентьев к Баташову, и подумал: “Кажись, и впрямь Пашке повезло!..”
Нечипоренко прибыл к нерубайскому попу, отцу Никодиму, точно в назначенный срок, переодетый в крестьянскую одежду: армяк, выцветший картуз и смазанные дегтем сапоги с укороченными голенищами, на которых пластом лежала коричневая дорожная пыль. Сопровождал Нечипоренко здоровенный бородатый галичанин, облаченный в скуфью и монашескую рясу; был он необыкновенно молчалив, но маленькие, глубоко упрятанные глазки его неотступно, по-собачьи, ловили каждое движение атамана.
Охранять дом Дяглов выделил двух бандитов, командовать которыми поручил Алексею.
Для “обработки” атамана собралась вся “тройка”.
Нечипоренко провели в чистую, пахнущую лампадным маслом горницу, усадили под образа, как дорогого гостя. Нарядная пышнотелая попадья подала на стол “что бог послал”. После трапезы батюшка с супругой удалились, и Шаворский открыл совещание.
— В полуверсте отсюда, — сказал он, — господин полковник может в том сегодня же убедиться — размещено в катакомбах около тысячи убежденных противников большевизма, готовых в любую минуту выступить плечом к плечу со своими украинскими единомышленниками. И это главное! Перед фактом такого горячего стремления к единству любые спорные вопросы, кажутся легко разрешимыми…
Атаман промычал в ответ, что нынче не до споров, “большевиков треба зныщить”. С ним все согласились. Затем Нечипоренко рассказал о парканской организации, о том, сколько у него людей в отряде сейчас и сколько примкнет после, когда начнется восстание. Ничего нового к тому, что уже было известно Алексею, он не добавил.
Перешли к обсуждению плана совместных действий. И тут разговор потек не так гладко. Разногласия возникли по вопросу, кому раньше начинать. Нечипоренко требовал, чтобы в Одессе началось по крайней мере за два дня до того, как он перейдет границу с отрядом, сформированным в Бендерах. Это, мол, отвлечет внимание красных и позволит ему в короткий срок захватить весь Тираспольский уезд.
Отвечал ему Дяглов — специалист по военным делам.
— Странные у вас рассуждения, пан полковник! — скрипел он, тараща на Нечипоренко тусклые выпуклые глаза. — Или вы считаете, что Тирасполь важнее Одессы? Да я не отдам ее за сорок таких уездов, как ваш! Это же порт, морские ворота…
— А там кордон с Румынией, — возразил Нечипоренко.
— Кордон и с Польшей есть, а помогло это вашим землякам? Покамест пан Петлюра собирался в поход, в Киеве уничтожили “Всеукраинский повстанком”! Вы того же хотите? Чтоб нас здесь гробанули, а после за вас принялись?
По-видимому слухи о разгроме “Всеукраинского повстанкома” еще не дошли до Нечипоренко.
— С чего це вы взяли, добродию, за “Всеукраинский повстанком”?
— Накрылся ваш повстанком, — заметил Сиевич, дергая бородкой. В одиночку хотели большевиков одолеть! Вояки…
Шаворский положил руку на плечо Нечипоренко.
— К сожалению, это так. В Киеве чека захватила почти всю организацию и в том числе Шпака, Гаевого и Лозовика — самых видных руководителей движения.
— Лозовика взяли?.. — пробормотал Нечипоренко. Лысина его покрылась испариной.
— Всех. Надеюсь, вы понимаете, что глупо повторять их ошибки? Именно потому мы стремимся объединить повстанческое движение, создать могучий кулак, который сокрушительно ударит по большевикам. Мы связались со всеми атаманами, действующими в губерниях. Через несколько дней они соберутся в Одессе, приедут Палий, Гуляй-Беда, Заболотный…
— Заболотный приедет? — усомнился Нечипоренко.
— Во всяком случае, он не отказался. Кроме того, на совещание прибудет из-за границы представитель высшего командования. Мы хотим предложить следующий план. Атаманы начнут активные действия одновременно, в тот самый день, когда вы поведете через границу полк, сформированный в Бендерах. — Желая, видимо, польстить Нечипоренко, Шаворский подчеркнул слово “полк”. — А вслед за тем мы захватим Одессу изнутри…
— Э-э, добродию!.. — перебил его Нечипоренко. — Что ж получается? Стало-ть, первый удар все ж таки по нас? Где ж тут одновременность?
— Да поймите вы, дорогой, — терпеливо стал доказывать Шаворский, — все действительно начнут одновременно: вы на Тираспольщине, Заболотный — на Балтщине, Палий — на Ольгопольщине и так далее. Силы красных рассредоточатся по всей губернии, и вот тогда мы выступим здесь, в Одессе. Этот план на сто процентов гарантирует успех…
В “обработку” Нечипоренко включились Дяглов и Сиевич. В конце концов он махнул рукой.
— А… мабуть, и верно, так лучше!
Довольный Шаворский заговорил, как о решенном деле:
— Теперь установим сроки. Атаманы соберутся двадцать первого, Долго мы их не задержим, после совещания им потребуется пара суток, чтобы возвратиться к своим отрядам. Еще пара дней уйдет на подготовку… Какое это будет число? Двадцать пятое? Итак, договариваемся окончательно: двадцать пятое — день всеобщего восстания!
Дяглов разлил в стаканы спирт. Сиевич сказал:
— Пусть этот день будет счастливым для России!
Алексею тоже налили. Он выпил, считая, что тост, в сущности, неплохой, вопрос — как его понимать…
Предыдущий разговор он слышал урывками. Приходилось, изображая начальника охраны, то и дело проверять посты.
Закусив куском сала, он в очередной раз отправился на улицу и уже за дверью услышал, как Нечипоренко сказал:
— Ну, добре, панове. А як там мой дружка поживает, Лежин?
Незнакомая фамилия заставила Алексея остановиться.
— Живет, не тужит, — ответил Шаворский. — Лежин молодец! Незаменимый для нас человек!
“Еще один незаменимый?” — подумал Алексей.
— Без него нам бы туго пришлось, — говорил Шаворский.
Нечипоренко захохотал.
— Хлопец правильный! Сосед мой полтавский. Батько его большие угодья имел, дом с колоннами — дворец! Хитер: капитал еще в шестнадцатом году перевел не то во Францию, не то в Голландию. Чуял, видно, чем пахнет! И сыны в него удались: старший — то при самом бароне Врангеле адъютант, а этот здесь, уехать не схотел… Повидать его никак нельзя?
— Опасно, Степан Анисимович. Риск слишком велик. Беречь его надо. Встречаемся только в меру крайней необходимости.
— Ну, бог с ним! При случае поклон от меня и вот это: на память…
За дверью заговорили все сразу.
Алексей тихонько вышел из дому. “Лежин, — думал он, — Лежин… Уж не этот ли в чека?..”
После совещания Нечипоренко пожелал своими глазами посмотреть “убежденных противников большевизма”, о которых говорил Шаворский.
— Под землю придется лезть, — переглянувшись с “хозяином”, заметил Дяглов.
— И полезем, если надо.
— Не слишком-то там привлекательно, Степан Анисимович.
— О то и увидим! — упрямо сказал Нечипоренко.
Спорить не приходилось.
— Я с ними схожу, — сказал Алексей Шаворскому. — Дорогу хоть узнаю на всякий случай.
Шаворский не возражал.
Бандитам, охранявшим дом, Дяглов велел идти первыми: