— Разрешите, товарищ полковник? — поднялся Загоруйко. — Мне кажется, тайник надо брать немедленно.
— Брать или… узнать все, что скрывается в тайне до захвата Хмары, узнать и оставить как бы нетронутым, чтобы их не всполошить до поры до времени? — поправляет майора Прудько.
— Я думаю, надо… сперва узнать, но очень осторожно…
— Вот так-то вернее, — согласился полковник, — а об этом мы потолкуем уже отдельно. — И, обращаясь к присутствующим на совещании, попросил: — Не расходитесь, товарищи. Повремените…
Уже продолжительное время, оставшись наедине в зале, где проходило совещание, беседовали Загоруйко и полковник. Прудько по-отечески обнял Загоруйко и сказал:
— Смотрите, дело добровольное, и я вас не принуждаю. Я думал было послать туда Паначевного — он холостяк, а у вас семья…
— У Кравчука тоже семья, дети, — заметил майор, — но он сейчас подвергается большой опасности. А я когда-то сапером был.
— Это верно, — согласился полковник. — Но помните: этот план, добытый Березняком, только ориентир, доверять ему полностью нельзя.
…Глухие раскаты грома сотрясали Черный лес на близких подступах к Сонному урочищу, а быстрые молнии то и дело вырывали из темноты мокрые стволы колеблемых ветром высоких буков, потоки сильного косого дождя и далекую скалу, где был скрыт тайник Хмары.
Долго ползали по мокрой земле Загоруйко и его солдаты из оперативной группы.
Они задержались у столба с выжженным номером “152”, сделанным лесным обходчиком, и Загоруйко, сверив под плащ-палаткой при свете фонарика это место с указаниями на плане, тушит фонарик и шепчет солдатам:
— Я ползу дальше, а вы сторожите здесь. Если охранники пойдут проверять тайник, — хватайте их тихо. Без выстрелов. И полная тишина!
Он ползет дальше. Очень осторожны движения Загоруйко. Пальцы его легко ощупывают каждое препятствие на пути, каждый прутик
В колыбе неподалеку от Сонного урочища был расположен пункт охраны тайника Хмары, в котором обычно денно и нощно дежурили бандиты. Вот и сейчас, несмотря на грозу, бушующую над Карпатами, и гулкие раскаты грома, там лежали на мокрой соломе, укрывшись с головой плащ-палаткой, Орест и Джура. Ручейки воды, просачиваясь сквозь щели и ветки, стекали внутрь. Джура зажег под палаткой фонарик, глянул на часы и сказал:
— Уже половина первого. Надо проверить.
Удар грома заглушил его слова.
— Куда ж ты пойдешь в такую грозу? — пробурчал сонный Орест.
— Надо пойти, — сказал Джура, вытягивая из-под брезента автомат…
Долго полз к скале майор. При свете молнии становилось на миг видно его суровое, мокрое, напряженное лицо, а потом только по легкому шороху можно было узнать его путь по Черному лесу.
Держа в руках автомат и набросив плащ-палатку, вышел из колыбы Джура, и струи дождя сразу ополоснули его небритое лицо. Он шагнул было в темноту дождливой ночи, то и дело перемежаемую вспышками далеких и близких молний, но потом, видимо, заскучав по относительному уюту колыбы, вернулся обратно.
— Ну що, порядок? — спросил Орест.
— Какая холера туда полезет в такую пору? — бросил Джура, укладываясь на солому.
Тем временем, обнаружив тайник, Загоруйко осторожно шарил в промокших листьях под скалой. Он разъединил проволочки, ведущие к минам, и наконец вытянул похожий на термос бидон.
Зигзаги молний, пробегая по обланому небу, освещали его обратный путь.
…То, что хранилось в этом заржавленном бидоне, можно было посмотреть только в старой, давно покинутой сторожке лесника. Солдаты оперативной группы занавесили ее окошечко плащ-палаткой. Вокруг сторожки выставили часовых на тот случай, если Хмара обнаружит столь неприятное соседство. При свете свечей техники из Станислава, знакомые с искусством быстрой пересъемки документов, раскладывали их по очереди на столе и, нацеливая на них объективы фотоаппаратов, то и дело щелкали “блицами”. По мере того, как документы переснимались, Загоруйко в обратном порядке засовывал их в заржавленный бидон, стараясь соблюдать малейшую осторожность, чтобы Хмара не заметил “вторжения” посторонних в бидон. Если техники медлили и у них не ладилось, Загоруйко быстро пробегал взглядом документы.
И даже при беглом ознакомлении с ними он понял, что далеко не все свои тайны, особенно по сетке “Олегов”, доверил Хмара Кравчуку. Во Львове, в Станиславе, в Драгобыче понатыкал он своих замаскированных агентов, живущих на легальном положении, проникающих в советские организации, учреждения, учебные заведения. Они льстили доверчивым руководителям, прикидываясь активистами, подкупали и спаивали нестойких простофиль и вели исподтишка атаку на язык народа, которым писал Ленин, и не подозревали того, что в эту грозовую ночь станет известно чекистам их подлинное лицо.
И как ни тяжело ему было совершать обратный путь к Сонному урочищу по грязи, по мокрой траве, чтобы положить бидон в сохранности на старое место, Загоруйко понимал, что одна такая ночь, как бы ни была она опасна и трудна, стоит многих месяцев, а то и лет напряженной, кропотливой чекистской работы.
Соединяя снова проволочки, ведущие к минам, промокший до костей, усталый Загоруйко представлял себе, сколько теперь операций можно будет провести не вслепую, на ощупь, а наверняка, оберегая жизнь и счастье миллионов людей от фашистских последышей, которые таились еще где-то в израненной войной советской земле.
Майор засыпал бидон землей и мокрыми листьями. Гроза утихла, и сквозь просветы в тучах кое-где проглядывал нежный серп молодого месяца, называемый на Украине “молодыком”.
Хмара и Кравчук вылезли из бункера на полянку Черного леса. Вечерело. Горел небольшой костер на краю полянки, где стоял Мономах. Возле него расположился со своей рацией вернувшийся с очередной передачи Кучма. Он проверял передатчик.
Край леса на юго-востоке постепенно пламенел, зарево далекого пожара возникало все сильнее над Карпатами. Хмара увидел зарево и с нескрываемым злорадством сказал:
— Еще одного колхоза нет у большевиков. Поджег его Смок. Значит, он с хлопцами уже за Монастырчанами.
— А с эшелоном как? После праздника? — спросил Кравчук. — Ведь когда они вернутся — им отдыхать надо…
— А мы для чего? Что — слабосильные? — сказал Хмара, ухмыляясь. — Пустим сами его под откос, а хлопцы тем временем самогон принесут. Вот и сгуляем праздник на славу!
— Далеко туда идти? — спросил, подходя с передатчиком на плече, Кучма.
— Не очень, — бросил Хмара, — на сто сорок восьмом километре, за туннелем. Есть там одно удобное место, где лес подступает под самое полотно. — И закурил цигарку.
— А не взять ли нам с собой того новичка, Щуку? — предложил Кучма. — Проверить его на горячем? А то все пишет и пишет. Нам вояки нужны, а не писарчуки.
— Подумаем, — уклончиво ответил Хмара.
Не подозревал Хмара, что в эту минуту под землей, в нескольких шагах от него, тот, кого предлагал взять с собой на операцию курьер Кучма, геолог, он же Щука, занимался странным, ему одному понятным делом.
Оставив на столе, освещенном карбидной лампой, свои мнимые донесения о виденном в экспедициях, Березняк поглядывал на отверстие люка, снимал один за другим диски с автоматов, вылущивал из них боевые патроны, заменял вареными и записывал номера автоматов. Не первый уже день он в любую удобную минуту занимался этим рискованным делом и закапывал потом боевые патроны поодаль, у поточка.
Близкое зарево в Карпатах увидели оперативники, посланные под командой Паначевного на перехват бандитов после получения сигнала по радио от Кучмы.
Два пожилых колхозника, которым удалось убежать во время налета Смока на колхоз, тяжело дыша, шли рядом с чекистами, чувствуя себя спокойнее под их защитой.