И вдруг Почаевец не выдержал. Его прорвало. Белея, он резко отодвинул стакан.
— На этом столе следы человеческой крови. Я с бандитами водки не пью!
— Ах ты, паскуда! — преобразился Хмара и наотмашь, через стол, изо всей силы ударил Почаевца увесистым кулаком по лицу.
Геолог упал навзничь, зацепив сулею, и она со звоном разлетелась на острых образцах породы.
— В запасной бункер его! — командует Хмара. — Воды не давать! И чтоб с тем не разговаривали, а то головы вам поотрываю…
Глухой ночью зазвенело оконное стекло в маленьком прикарпатском городке Яремче. Маленький, но красивый городок со всех сторон был окружен покрытыми лесом горами. Шумел водопад на быстром Пруте, тревожно перекликались собаки.
Рука стучит в перекрестье оконной рамы. Звенят стекла от этих настойчивых ударов…
У окна девушка с чемоданчиком. Боязливо озирается. Ей холодно и страшно здесь одной, на окраине городка, в такую позднюю пору.
Наконец распахивается окно, и старческий голос спрашивает:
— Шо вам потрибно?
— Скажите, Катерина Боечко здесь живет?
— Ну, я Катерина, а что вам?
— У вас наши ребята комнату для меня сняли. Я Тоня Маштакова. Из Москвы.
— Погодите, сейчас отворю…
…Тоня вошла из темноты на ощупь и остановилась посреди комнаты, наблюдая, как старушка в домотканой рубахе зажигает керосиновую лампу.
— А где же ребята? Юра с Генкой? Обещали встретить, — сказала растерянно Тоня.
— Нет их дома. Как ушли еще в субботу в Карпаты, так и не приходили, — говорит старушка.
— Как — не приходили?! — воскликнула Тоня. — Я же им телеграмму послала…
— Вот она, телеграмм-то ваша. Только не читали они ее.
Уже проснулся городок, но горы еще затянуты дымкой утреннего тумана и шумный водопад под скалами, где закипает вода быстрого Прута, тоже еще покрыт белой пеленой. Аукаются паровозы на станции, где разгружают лес, спущенный по узкоколейке с гор. Под линией железной дороги проходит только что вернувшийся с боевой операции отряд “ястребков”. Одетые разношерстно хлопцы с винтовками и автоматами идут в грязных сапогах, их небритые, но еще очень молодые лица возбуждены, запевала затягивает песню, и весь отряд, ведомый лейтенантом МГБ Паначевным, запевает:
Бандерiвськi ботокуди,
Що ви наробили?
Комсомольца молодого
Безневинно вбили.
Буйний вітер вашi костi
Поганi pозвiє,
А забути комсомольца
Hiхто не пoсмiє…
Восемнадцатилетний комсомолец Мыкола Максис сложил эту песню на Волыни, поплатившись за нее головой.
…Максиса бандиты застрелили подле его хаты, а песня, созданная отважным комсомольцем, перевалила Карпаты и слышалась на тихих улочках Яремче.
Задержалась на тротуаре Тоня Маштакова в наброшенном на плечи гуцульском полушубке, который дала ей Катерина Боечко. Печально прислушивается она к песне, рожденной событиями тех тревожных лет, пропустила отряд и пошла дальше, огибая лужи, затянутые корочками тонкого льда. Остановилась у здания с надписью: “Районный отдел Министерства государственной безопасности УССР”. Помедлив, толкнула входную дверь.
…Начальник районного отдела МГБ майор Загоруйко — смуглый, чернявый, чуть горбоносый, с глазами цвета крепкого чая, был удивлен столь ранним визитом. Он посмотрел ее документы, увидел московскую прописку в паспорте, полистал комсомольский билет и проверил уплату членских взносов. Все эти формальности были полезны. Не раз в те трудные послевоенные годы по ложным легендам враги пытались засылать в органы государственной безопасности своих лазутчиков — преимущественно красивых девушек, чтобы узнать, как ведут с националистами борьбу чекисты.
В поведении Антонины Дмитриевны Маштаковой ничего настораживающего не было. И ее московский говорок, и ее искренний рассказ о пропавшем женихе, и ее не вызывающие подозрения документы — все это не внушало опасений.
— Никаких записок они вам не оставили?
— Решительно! Сказали только хозяйке, что к моему приезду обязательно вернутся.
Загоруйко нажал кнопочку звонка на столе. В комнату быстро вошла секретарь — молодая девушка в гимнастерке.
— Соедини меня, Лида, с начальником Карпатской геологоразведочной экспедиции Кутаревым. Только побыстрее.
— И, говорите, обещали встретить на станции? — снова обратился к Тоне.
— А как же. Вот письмо Гната! — Тоня протянула майору письмо жениха.
Майор раскрыл письмо, в эту минуту зазвонил телефон. Загоруйко снял трубку и, оживляясь, спросил:
— Товарищ Кутарев?.. Майор Загоруйко из МГБ. Вы посылали в Карпаты ваших геологов Березняка и Почаевца?.. Посылали. В какой район?..
Очень внимательно слушал Загоруйко ответы Кутарева, а тем временем рука его записывала населенные пункты, географические названия…
— И гора Острая?.. Какое задание?.. Озокерит… И карта района? Геологическая карта?.. Так. А масштаб?.. Один к двумстам тысячам?.. На какой срок вы их посылали?.. Во вторник должны были вернуться? Сегодня пятница — их в Яремче нет… Как — нет? Очень просто, нет! — Загоруйко снова нажал кнопочку звонка. — Минуточку…
Вбежала Лида.
— Паначевного!
— Он только что с операции, товарищ майор! — жалостливо сказала секретарь.
— Все равно разбудите! — бросил майор и, снова прижимая ухо к трубке, продолжил: — А вы, товарищ Кутарев, когда посылаете сюда людей, то хотя бы предупреждайте. Надо же понимать положение…
И только положил трубку Загоруйко, вбежал Паначевный. Одна щека у него выбрита, с другой наскоро стерто мыло.
— Простите, товарищ начальник! — показывая на свой туалет, извинился Паначевный.
— Ладно, Паначевный, церемонии потом, — прерывает лейтенанта Загоруйко и, выходя из-за стола, подводит его к карте. — Пропали наши инженеры Почаевец и Березняк. Вот куда они двинулись…
Тоня смотрит на карту и слышит, как Загоруйко объясняет:
— Пошли на северо-запад… Пасечная, Манявский скит… Вот Липовица… Здесь гора Малый Сехлес… Здесь — Острая…
— Острая? — воскликнул Паначевный. — Здесь же в последний раз видели Хмару.
— Об этом потом… Разыскивайте по домам и на производстве своих хлопцев. Трудно, но ничего не поделаешь. Вторую оперативно-розыскную группу поведет Солоненко. А я тем временем свяжусь со Станиславом и ориентирую Перегинск и Рожнятин… Скорее. Только скорее…
Майор Загоруйко забрасывал Тоню вопросами:
— Ваш жених откуда родом?
— Из Корца. А Почаевец — полтавчанин. Его родители — старые члены партии…
— Вы сказали, что в 1947 году они окончили геологоразведочный институт. Таким образом, в армии им служить не удалось?
— Как же, служили! — воскликнула Тоня. — С третьего курса, когда немцы под Москвой были, добровольцами ушли. Их только в Вене демобилизовали.
— Березняк говорит по-украински?
— Разумеется… И песни украинские поет прекрасно!..
Устремив на Загоруйко большие, наполненные слезами глаза, Тоня спросила дрожащим голосом:
— Скажите… а Хмара — это очень страшно? — И, не выдержав, зарыдала.
Во главе оперативно-розыскной группы, состоящей из “ястребков” — бойцов истребительного отряда, чекистов, колхозников, лесорубов, работников районного центра, шел лейтенант Паначевный.
Недавно очнувшиеся от зимней спячки, уродливые, черные с оранжевыми пятнами саламандры, услышав шум шагов, поспешно уползают в тень на своих раскоряченных лапах.
Один из “ястребков” нашел под кустом орешника тщательно засунутую туда пачку от сигарет и передал ее Паначевному. Лейтенант осторожно развернул ее:
— “Верховина”. И сухая. А ведь вчера шел дождь?
Кто-то нашел в траве яичную шелуху. Движения прочесывающих лес стали еще медленнее. На краю оврага мелькнул силуэт часового из бандитской охраны.
— Туда! Быстрее! — крикнул Паначевный.