Выполняя установки Успенского об изгнании евреев из аппарата органов госбезопасности Украины, он отличился и в сфере культурной жизни. Посетив еврейский драматический театр, Вяткин был возмущен тем, что артисты разговаривали на идише. Впоследствии ему пришлось принести официальные извинения главному режиссеру Пинскеру[106].
Сотрудники НКВД использовали и провокационные методы работы с арестованными. Беседы сводились к тому, что если на заседании выездной сессии Военной коллегии Верховного суда они признают свою вину, то им дадут меньший срок и они будут направлены в лучшие лагеря; в противном случае, если будут отказываться от предъявленного обвинения, им не будет никакого снисхождения.
Начальник УНКВД Донецкой (Сталинской) области П.В. Чистов вежливо здоровался с арестованными, представлялся в качестве депутата Верховного Совета, что соответствовало действительности, и обещал помочь им отправиться в теплые края, чтобы поправить здоровье. Но для этого они не должны отказываться от своих признательных показаний.
Начальник Черниговского управления НКВД А.И. Егоров, назначенный на должность в феврале 1938 г., доложил, что им вскрыто контрреволюционное подполье бывших красных партизан во главе с Крапивянским, работником Главного управления госбезопасности в союзном наркомате и на Украине. Егоров представил дело таким образом, что Крапивянский, работая в Особом отделе НКВД УССР, под предлогом создания диверсионных групп из бывших партизан на самом деле организовал антисоветское подполье. Оружие, заложенное вблизи границы, должны были в момент восстания получить члены этих групп, чтобы использовать для борьбы с советской властью.
Каждый начальник управления стремился показать явные фальсификации других начальников, чтобы попытаться выгородить себя. Вяткин отмечал, что он не верил карьеристу Егорову. Поэтому он вызвал нескольких бывших участников партизанского движения в годы гражданской войны, которые рассказали ему о специальной акции в 1929 г., когда закладывались базы с оружием на границе с Польшей, готовились кадры для организации партизанских действий в случае войны.
Все арестованные Одесским управлением НКВД УССР на Военной коллегии Верховного суда отказались от своих показаний, заявив, что их избивали и таким образом добивались нужных показаний. Но их отказ не влиял на приговор. Типичной для всех управлений картиной был «теплый прием» членов Военной коллегии. Им предоставлялись самые лучшие номера в гостиницах, обильное угощение и постоянные застолья, машины «ЗИС» для поездок, подарки.
Как и в других военных округах, в Киевском военном округе в различных областях Украины (Полтавской, Черниговской, Днепропетровской и др.) репрессии были обрушены на военнослужащих Красной Армии. В 45-м мотомеханизированном корпусе было арестовано более половины командных кадров[107].
Высший командный состав после арестов передавался в Особый отдел ГУГБ НКВД СССР. Комиссия ЦК ВКП(б), проводившая проверку работы НКВД в процессе передачи дел от Ежова к Берии, отмечала атмосферу, царившую в Особом отделе. Шел шумный дележ между сотрудниками за «интересных» арестованных. Все хотели получить такого арестованного, поскольку это сулило славу, награды и т. п. На совещании у начальника Особого отдела Николаева-Журида еще до ареста разрабатывался план проведения допросов, определялось, по какой «линии» арестованный должен дать показания. В дальнейшем главное внимание уделялось составлению сфабрикованных протоколов. Выражение «делать протокол» употреблялось в отделе в официальных докладах. Такие протоколы составляли неделями не только те, кто допрашивал арестованного, но и работники, не имевшие никакого отношения к следствию. Существовала специальная группа, которая редактировала и сопоставляла протоколы, чтобы они выглядели убедительными и правдоподобными. Важное значение имели следующие моменты: каких размеров протокол (небольшие протоколы не принимались), сколько лиц проходит по показаниям, пойдет ли протокол членам Политбюро ЦК ВКП(б). Например, в протоколе допроса дивизионного комиссара Ф.Д. Баузера (допрашивали Николаев-Журид и Ушаков-Ушимирский) было названо 239 человек; в протоколе допроса комдива, командира и военкома корпуса военно-учебных заведений Киевского военного округа И.Д. Капуловского (допрашивал Николаев-Журид) упоминались 110 человек[108]. Никаких конкретных данных о «контрреволюционной» деятельности названных лиц в протоколах допросов не содержалось. В дальнейшем, после ареста по указанию Сталина в конце октября 1938 г., в ходе допросов будут выдвигаться надуманные обвинения, что Николаев-Журид задерживал раскрытие военного заговора[109].