Систематическое изучение массовых репрессий и параллельное введение в научный оборот соответствующих документальных материалов «архива Кремля» (Архива Президента РФ) осуществил тандем в составе российского историка спецслужб Владимира Хаустова и шведского историка Леннарта Самуэльсона. Они исследовали механизм соучастия представителей высшего эшелона сталинского режима в репрессиях, а также доказали, что Сталин по-прежнему должен расцениваться как главный «кабинетный преступник». Одновременно авторы продемонстрировали, что роль Сталина в Большом терроре необходимо рассматривать более дифференцированно. Сталин расставлял приоритеты. Персонально он концентрировался в первую очередь на элитах. Его роль в репрессировании элит сводилась не только к тому, чтобы завизировать своей подписью списки на арест и осуждение, но и к рукописным пометкам рядом с некоторыми фамилиями в этих списках, которые, как правило, имели смертельные последствия для людей, удостоившихся сталинского внимания. Такими же пометками Сталин снабжал некоторые протоколы допросов и материалы ряда судебных дел[25].
В то же время сталинское соучастие в реализации массовых операций, направленных преимущественно против простого, т. е. лишенного привилегий и далекого от власти советского населения, оіраничивалось политической инициативой и общим контролем[26]. Здесь главные полномочия были предоставлены — в особенности в том, что касалось «кулацкой» операции — партийному руководству и органам госбезопасности на местах. Сталин не вникал в детали массовых репрессий, ограничиваясь общими указаниями об увеличении лимитов и поощряя усердие НКВД[27].
Новые архивные находки в Грузии, тем не менее, указывают на то, что необходимо критически оценивать эффективность такого «последнего контроля». Без сомнения, он осуществлялся Сталиным и другими членами Политбюро ЦК ВКП(б) в отношении репрессий партийно-советских элит. Об этом свидетельствуют так называемые «сталинские списки»[28]. По-прежнему не вполне ясно, действительно ли речь шла о персональном контроле или, напротив, в большинстве случае дело сводилось к механическому подтверждению приговоров, которые предварительно выносились центральным аппаратом госбезопасности? В пользу последнего предположения говорит, например, то обстоятельство, что Сталин вкупе с остальными членами Политбюро оставил свои подписи под объемными списками, включавшими в себя более 40000 фамилий, но его «пометки на полях» затрагивают лишь некоторых из жертв. У Сталина и членов Политбюро не было ни времени, ни достаточного объема личных сведений (память, личные знакомства), чтобы связать что-нибудь конкретное с каждым из имен, оказавшихся в списках. Поэтому контроль или вмешательство здесь неминуемо ограничивались абсолютным минимумом[29].
С введением в научный оборот новых комплексов документов в центре исследований, наряду с дискуссией о месте Сталина в массовых репрессиях, постепенно оказались целые группы «карателей». Речь, в частности, идет о соучастии партии, Политбюро ЦК ВКП(б) на первом месте, а также республиканских, краевых и областных комитетов ВКП(б). Их роль наиболее зримо выражалась в циничной «торговле» первых секретарей с «центром» вокруг повышения «лимитов» репрессий. И все же историография концентрируется на изучении роли в репрессиях государственных органов, в первую очередь Народного комиссариата внутренних дел СССР, от центральных до низовых подразделений. Постепенно также формируются подходы к изучению участия в репрессиях местных органов государственной власти — сельских и городских советов[30]. Анализ свидетельских показаний и доносов освещает роль в массовых репрессиях неорганизованного населения, обычных людей[31].
Что касается компартии, то установлено, что именно Политбюро ЦК ВКП(б) инициировало и идеологически сопровождало репрессии. Тем не менее преследование широких масс советского населения однозначно было отнесено к компетенции республиканских, краевых и областных органов государственной безопасности и милиции. Под диктовку НКВД к репрессиям также подключились — как правило, добровольно — сельские и городские советы, местные партийные структуры и «простое» население. Констатация факта тесного взаимодействия и сотрудничества этих структур/групп «карателей» стала важнейшим результатом новейшей историографии. Речь идет о запланированном государством и организованном бюрократическим путем массовом убийстве, в ходе которого НКВД удалось задействовать в качестве соучастников как местные городские и сельские элиты, так и часть «простого» населения. Если же говорить о наиболее важных результатах в деталях, то необходимо указать на то, что классическим «кабинетным преступлением» являлась деятельность секретаря тройки НКВД. В ходе бюрократически заданной процедуры именно он на практике выносил «приговоры» еще до внесудебного заседания тройки (начальник управления НКВД, прокурор и секретарь обкома/крайкома партии). Этот орган, формально отвечавший за определение меры наказания, как правило, санкционировал приговоры: ставились подписи под заранее заготовленными секретарем протоколами. Что же касается практик карателей, оформлявших следственные дела, на основе которых докладчиком оформлялся протокол тройки, то удалось установить, что грубая фальсификация показаний и свидетельств имела свои границы[32]. Конечно, образ действий следователей НКВД и, соответственно, материалы следствия отвечали требованиям сверху, как можно скорее нейтрализовать подозрительные или якобы нелояльные «элементы». Документы следствия, выступавшие в роли улик, редко проверялись следователями на предмет достоверности содержавшейся в них информации, зато, как правило, интерпретировались в нужном для следствия ключе, дополнялись и исправлялись на усмотрение сотрудников НКВД, а также в кратчайшие сроки ими обрабатывались.
26
28
Это списки партийно-советских руководителей, приговоренных в основном к расстрелу, которые визировались Сталиным и другими членами политбюро ЦК ВКП(б).
29
30
31
Там же;
32
О роли секретаря тройки и докладчика см.: