...Ольгу арестовали в Бресте, когда она уезжала домой на каникулы. Все, что предшествовало предъявлению постановления на арест, она восприняла с поразительной невозмутимостью — ни тени смущения, тревоги. Когда ее пригласили в административное здание КПП для осмотра личных вещей, она с холодной вежливостью сказала:
— Сейчас, вероятно, придет носильщик?
— Да, конечно...
— Благодарю вас. — И всем своим видом подчеркнула: да, я понимаю, у вас такая служба. — Пожалуйста — вот все мои вещи... Видимо, тут какое-то недоразумение.
Капитан, производивший обыск, не торопился. Он аккуратно вынимал из Ольгиного чемодана одну вещь за другой, внимательно рассматривал белье, обувь, платья, блузы, шерстяные кофты, всякие безделушки, русские сувениры, бутылки коньяка и пакеты с кофе. Понятые — механик железнодорожного депо и врач медпункта — задремали в мягких креслах. Ольга села рядом с понятыми. Вынув из сумочки губную помаду и зеркальце, принялась освежать бледную краску на губах. Потом спросила: «Разрешите курить?» — словно все происходящее ее не касалось и уж, во всяком случае, не волновало.
Так прошло не менее часа.
Капитан занес в протокол последнюю запись под номером 27. Каллиграфическим почерком было выведено:
«Сувенир — тульский самовар. Цена не обозначена».
Ольга повернула голову в сторону капитана и, улыбаясь, спросила:
— Это, кажется, все? — Пожалуй, впервые в ее голосе прозвучало нетерпение.
И с той же неизменно холодной вежливостью последовал ответ капитана:
— Простите, это еще не все. Разрешите посмотреть вот эту сумочку?
И он потянулся к лежавшей перед Ольгой на круглом столике черной кожаной сумочке. Понятые, впервые за два часа услышав человеческие голоса, встрепенулись, закашляли, заерзали на своих креслах и даже привстали.
Сидевший у окна Птицын все время пристально наблюдал за Ольгой. Он подметил, как круто изогнулась ее искусно подчерненная бровь, как слегка порозовело бледное лицо и задрожали пальцы, ухватившиеся за ремешок сумочки.
— Разрешите...
Ольга разжала пальцы.
— Пожалуйста...
Капитан открыл сумочку и по-прежнему неторопливо выложил на стол пудреницу, расческу, носовой платок, тюбик губной помады, деньги, набор открыток, жевательную резинку... И когда сумочка уже опустела, он осторожно раскрыл ее пошире и ловко зацепил кончик клейкой ленты, скрепившей внутреннюю обшивку с металлическим остовом. Лента легко отделилась, и внутри сумочки обнаружилось тайное отделение. Капитан попросил понятых подойти поближе к столу и на их глазах извлек из тайника несколько листков. Это тонкое шелковое полотно весьма условно можно было назвать бумагой. В тайнике оказались три пронумерованных листка такой бумаги, исписанных убористым почерком.
Капитан взял лист № 1. Первая строка была жирно подчеркнута. Он вслух прочел ее: написанные по-немецки фамилия, имя, отчество и полное ученое звание. Это была фамилия математика, которым так интересовалась разведка.
Капитан бережно отложил в сторону найденные в тайнике листы бумаги и подчеркнуто вежливо обратился к Ольге:
— А теперь я прошу вас снять туфли... Вот здесь коврик... Чтобы вам не простудиться... Или вам угодно будет достать из чемодана другие туфли?
Молча, ни на кого не глядя, Ольга сняла туфли и подала их капитану. Он достал из кармана перочинный нож, легко вывернул четыре шурупа, крепивших каблук правой туфли, и, когда каблук отделился, офицер показал его понятым.
— Прошу вас, товарищи понятые, осмотрите. Внутри каблука тайник.
Капитан и понятые подписали протокол обыска, приложили к нему постановление на арест студентки, вышли. Птицын остался один на один с Ольгой. Медичка поднялась, не зная, что ей делать дальше, поежилась, хотя в кабинете было тепло.
— Вам холодно? Можете накинуть пальто. Нездоровится? Знобит? Да, бывает... Садитесь... У нас разговор будет недолгий, но сидя как-то удобнее вести его. Русские говорят: в ногах правды нет. У меня есть несколько вопросов к вам.
— Слушаю вас.
— Кто была ваша попутчица в купе?
Ольга ухмыльнулась.
— Жена какого-то советника.
— Какого?
— Не знаю точно... Ливанского или ливийского. Ее муж работает в посольстве в Москве.
— Куда едет?
— В Париж. Пробудет там неделю, а потом домой.
— Она знает, кто вы, куда едете?
— Нет, она ничего не знает обо мне. Я пыталась говорить с ней по-французски, но она плохо знает язык. С большим трудом объяснились с ней по-французски и по-русски. Она приняла меня за француженку!
— Ваши родные ждут вас? Вы известили их о выезде? Письмом, телеграммой?