Волков и Мехтиев скакали рядом. Сытые кони шли ровной машистой рысью. Чуть сзади держался усатый сверхсрочник, который должен был привести назад коней.
— Послушай, Юсуф-джан. У персов поговорка есть: «Дурак говорит, мудрец думает». Ты за сегодняшний день столько молчишь, лет на десять, наверно, мудрее стал. Теперь скажи что-нибудь. Или, может, ты все это время думал об одной тихой улице на Баилове? Той самой...
Мехтиев вспыхнул, нахмурился.
— Не надо так шутить, Анатолий Максимович. Я младший, понимаю, но шутить, пожалуйста, не надо. Честное слово, все время о деле думаю. Только быстро не получается.
— Быстро не всегда здорово, — примирительно сказал Волков, подумав, что делопроизводитель Света Горчакова, девушка не частой красоты и совсем уж редкой находчивости, успела, кажется, лишить душевного покоя еще одного молодого сотрудника управления. — Мы вот торопимся в Баку, а докладывать пока нечего. Следы есть, а ведут в никуда.
— Почему в никуда? — Юсуф так резко повернулся в седле, что его гнедой, заплясав, пошел боком, как в манеже. — В «Азнефть» следы ведут. Пусть оправка фальшивая, но образец где-то брали? Брали. Удостоверение тоже оттуда.
— А я об этом не подумал. Справка и есть справка, мало ли липы всякой нам несут. А мысль неплохая. Едва ли так уж прямо она нас на след выведет, но кое-что может дать. Постой-ка... Что это там?
Уже несколько километров они ехали по невысокой земляной дамбе, пролегавшей между опушкой леса и протянувшимся во всю ширину долины рисовым полем. Слева, залитые водой, огороженные аккуратными земляными валиками, чеки рисовых делянок сверкали под солнцем, как гигантская парниковая рама. Справа стояла сплошная стена плотной зелени.
Кое-где попадались группы крестьян, работавших по колено в вязкой коричневой жиже, неуклюжие арбы, запряженные сонными буйволами.
Одна такая арба, съезжавшая с дамбы на раскисшую дорогу, безнадежно застряла, в самом центре громадной лужи. Повозка была нагружена хворостом, а на самом верху, вцепившись руками в расползавшиеся, вязанки, с трудом удерживалась девочка лет семи, совсем по-взрослому закутанная в выцветший платок. У арбы беспомощно суетился старик в заплатанном архалуке и высоко подвернутых шароварах. Буйволы уже явно выбились из сил, старик тоже.
— Подожди, пожалуйста, отец! — по-азербайджански крикнул Мехтиев, осаживая гнедого. — Совсем немного погоди, сейчас помогу. — И он спрыгнул с коня.
— Куда тебя понесло, Юсуф? — сердито окликнул его Волков. — Держи коня. Это больше по моей части.
Юсуф пытался было возразить, но Анатолий Максимович на этот раз действительно рассердился.
— Держи повод, говорят. И со старшими не спорь. Марш на дорогу. — И, тяжело ступая, Волков полез в самую середину лужи.
Старик, что-то объясняя, хватался то за ярмо, то за скользкие от грязи деревянные колеса. Не обращая на него внимания, Волков чуть присел, пошире расставив ноги, взялся за скособочившийся короб — даже под гимнастеркой было видно, как вздулись, закаменели могучие мышцы. Медленно, по сантиметру, повозка стала подниматься. Еще усилие, еще... с чавканьем, бульканьем провернулись колеса, налегли на ярмо почуявшие подмогу буйволы, арба двинулась вперед.
Волков подумал о том, что раньше легче бы сдвинул такую арбу. Сказывается нерегулярность тренировок. Он с детства увлекался спортом. Это передалось ему от отца — тренера, подготовившего целую плеяду гимнастов. На юридическом факультете Волков уже прославился как гиревик, не раз занимавший призовые места. И когда встал вопрос о направлении его на службу в органы, он заколебался. Обещание дать ему возможность продолжать занятия спортом в обществе «Динамо» решило все. Но Волков с головой ушел в оперативную работу, и времени для тренировок оставалось все меньше и меньше.
— Ай, пехлеван[2], ай, яхши пехлеван! — повторял, разводя руками, владелец арбы. А Волков, мрачный и сердитый, уже шагал обратно, недовольно бурча себе под нос:
— В таком виде в управление не придешь.
Погнали коней, чтобы наверстать потерянное время.
Анатолий Максимович молчал, раздосадованный тем, что перемазался и что начало дела было не слишком обнадеживающим.
II
Прогрохотав колесами по стыкам станционных стрелок, поезд набирал ход. Осталась позади долина Куры. Террасы, выстланные выгоревшей травой, стали уходить на север к самому горизонту. А где-то далеко проступали в предвечерней дымке сизые угловатые очертания вершин и облачно-белые шапки снегов Кавказского хребта.