В этот вечер Леман долго кутил в казино, но хмель не брал его. «Чтобы опьянеть, — решил он, — мне нужно что-нибудь покрепче — девицу и ее первач!»
В окнах дома любовницы было темно.
Помощник коменданта собственным ключом открыл входную дверь, переступил порог комнаты и оторопел: в его грудь уперлись стволы автоматов...
Грузовик благополучно миновал городскую черту и, вырвавшись на шоссе, прибавил скорость. В кузове завернутый в ковер с кляпом во рту тихо стонал захваченный эсэсовец. Рядом с ним сидела «немецкая овчарка».
Обнаружив пропажу, комендант охраны запретной зоны сообщил о случившемся начальству. На поиски Лемана были брошены лучшие агенты, в том числе Тараканов — Вульф.
А в это время в землянке командира партизанского отряда капитан Варов допрашивал пленного. Леман юлил, тянул время, упорно твердил, что ничего не знает о ставке Гитлера. Но когда выведенный из терпения чекист сказал: «У вас есть только одна возможность сохранить себе жизнь — говорить правду. И эта возможность через две минуты исчезнет!» — у фашиста развязался язык.
Вот что он показал: «Севернее Винницы, в сосновом бору, близ села Коло-Михайловка, в период с сентября 1941 по апрель 1942 года была оборудована ставка верховного командования германских вооруженных сил на Восточном фронте и штаб-квартира Гитлера. От шоссе Винница — Житомир проложена асфальтированная дорога к центральной зоне. В начале этой дороги находится контрольная будка с часовым, при въезде в лес — здание комендатуры. Вся зона разбита на восемь полос. В первых пяти располагаются казармы, склады, штаб комендатуры, бюро пропусков.
Центральная зона огорожена проволочной сеткой высотой в два с половиной метра и двумя рядами колючей проволоки. Ворота охраняются открытыми и скрытыми постами. В этой зоне находятся помещения штаба, канцелярия Гитлера, гестапо, телефонная станция, жилые дома, три бомбоубежища... Часть поля, прилегающая к центральной зоне с южной стороны леса, огорожена рвом с пятью рядами колючей проволоки и противопехотным проволочным забором. Вокруг леса на деревьях через каждые двести метров расположены наблюдательные посты.
От главной квартиры Гитлера на Берлин проложены два прямых бронированных кабеля. Один, подвешенный на столбах, связывает ставку со штабом Геринга, которая находится в 22 километрах к северу. Линии связи протянуты также к Виннице и к аэродрому в Калиновке. Гитлер приезжал в штаб-квартиру несколько раз в мае — июле 1942 года и в июле 1943-го. В январе был Геббельс, в марте — Розенберг...»
— Слушай, командир, может быть, подумаешь насчет линий связи и аэродрома? — сказал Варов сидящему рядом Зайкову. — Недурно бы рвануть, а?
— Принято единогласно! — улыбнулся Зайков. — Рвануть так рвануть!
Варов задумался.
— Лемана, а значит, и его похитителей уже ищут. Нам следует срочно уходить. Но прежде нужно переправить пленного к Цывинскому. Пусть закажет самолет. А пока помоги мне связаться с центром.
Утром Наталья Михайловна поднялась раньше обычного. На сердце было тревожно. Разбудив Клаву, она сказала, что скоро вернется, и попросила ее не отлучаться из дома.
За день разведчица прошагала километров двадцать. В «почтовых ящиках» собрала разведданные. Патриоты сообщали сведения о новом полевом аэродроме, количестве и типах базирующихся на нем самолетов, о движении воинских эшелонов.
Под вечер возвращалась назад. Но близ опушки леса насторожилась — на дереве не было условного знака. С опушки Наталья Михайловна увидела, что деревня наводнена солдатами, полицаями. Возле сельской управы стояли грузовики. И еще она увидела настежь распахнутые двери их дома.
Наталья Михайловна еле доплелась до ближайшего хутора, где находился партизанский «маяк».
— Уже знаем, — сказал один из партизан. — Вашу радистку увезли. Арестовали и хозяев дома.
— Что же мне теперь делать?
— Ждать вашего командира. Он с минуты на минуту должен сюда прийти. Есть указание проводить вас в отряд Цывинского.
Василий Тимофеевич Варов меньше всего ожидал встретить на «маяке» Наталью Михайловну. Он даже не сразу узнал ее: ссутулившись, подперев ладонями лицо, сидела она на краю скамьи.
— Надо уходить. Не медля ни одной минуты. Клаве мы помочь уже ничем не сможем. Рацию потом заберем... — сказал Варов.