Марков только пожал плечами. Сергеев улыбался.
— Проверочку себе устраиваете? — с легкой подковыркой сказал он. — Да и мне заодно тоже?
Марков не удержался, губы его растянулись в улыбке.
— Так ведь оно, Иван Алексеевич, иногда не мешает попутно проверить свою версию.
— Попутно, значит... Так-так-так... — Генерал был явно доволен. — Попутно! Если первый Уткин заслан для того, чтобы служить прикрытием для нового гостя, то, надо полагать, новый — фигура особой ценности, а, Владимир Гаврилович?
— Если эта версия верна, мы попадем прямо в десятку.
— В таком случае они сильно переусердствовали.
— Но рассуждали-то в целом правильно.
— Правильно, — согласился генерал. — Ищите Уткина Второго, Владимир Гаврилович. Вы, по-моему, на верном следу...
Марков поднялся, чтобы выйти, но генерал жестом остановил его.
— А как вы думаете, Владимир Гаврилович, коль скоро Уткин Первый сыграл свою роль — если, конечно, эта версия истинна, — не захотят ли его убрать? А? Придется поберечь.
— Да уж придется, Иван Алексеевич, — сказал Марков.
Глава пятая БУДНИ УТКИНА ВТОРОГО
Каждое утро Владимир Уткин Второй, проснувшись, долго лежал в постели, прислушиваясь к звукам, долетавшим в комнату. Это было просто необходимо для того, чтобы вернуться в обстановку, которая окружала его в последние дни.
Изредка по тихой улице проходила машина. За стеной, в квартире № 2, невнятно бормотало радио. Куст белой сирени, начавший понемногу цвести, шелестел листьями. Про Уткина Второго нельзя было сказать, что это тонко организованная, нервная и чуткая натура. Он больше доверял своему инстинкту, а не умозаключениям. Он не был обременен никакими комплексами и никогда не страдал бессонницей. Он, конечно, любил ясность во всем, но не терял сна и тогда, когда другой бы на его месте дошел до мании преследования. Он никогда не думал о себе в третьем лице и не сравнивал себя с хорошо натасканным псом, но если бы кто-нибудь другой сделал такое сравнение, Уткин не стал бы возражать. Может, ему бы это даже понравилось.
Он внушал себе, что живет так уже многие годы, что все знакомо ему здесь давным-давно, и постепенно покой и уверенность вливались в душу. Тогда Уткин вставал и, поболтав с Домной Поликарповной за завтраком, надевал купленные на базаре защитного цвета гимнастерку и брюки и шел копаться во дворе. За несколько дней он окантовал дорожки битым кирпичом, привел в порядок клумбу. И между прочим познакомился с соседями по дому. Двор был общий, но у каждой семьи имелся свой участок.
Через неделю ему уже и впрямь стало казаться, что он действительно не кто иной, как демобилизованный два года назад старшина-сверхсрочник, решивший перебраться сюда по той причине, что климат ему на Урале не понравился, а здешний очень даже хорош. Такую линию вел он в разговорах с соседями. «Слаботочники мы», — объяснил он Борису Петровичу, имея в виду, что в армии сделался классным специалистом по аппаратам, работающим на слабых токах. Насчет классности он не врал несколько. Уткин перед засылкой прошел специальный курс по телефонной аппаратуре всех систем, функционирующих в городах и селах Советского Союза.
Однажды в субботу Борис Петрович позвал его к себе на участок — помочь сгрузить с машины землю для газонов. После работы Уткин так выразительно смотрел на соседа, что тот хотя и помялся, но все же сходил в дом и принес пять рублей.
— Держи, Володя, — сказал Борис Петрович.
— Ну, что вы! За такой пустяк.
— Бери, бери, чего там...
— Ну, спасибо. Оно, конечно, марки солдату никогда не помешают, — сказал Уткин и тут же спохватился: сказал не то, что нужно.
Борис Петрович взглянул на него удивленно.
— Так любил говорить наш капитан. Он пять лет в ГДР служил, — поправился Уткин.
Это была оплошность.
Прошлое уходило, уплывало куда-то далеко и растворялось в тумане сновидений, подобно тому, как убегали, угасая в море, буруны от винтов за кормой «Одиссея», когда он плыл на нем к берегам этой страны...
И только вечером, оставаясь один в комнате, где на потолке шел бесконечный абстрактный кинофильм из жизни света и теней, — закатное солнце, а позже фонарь, стоявший во дворе, играли листвой, — он сосредоточенно вспоминал все пункты своего задания, все, что необходимо помнить без записи. В конце концов тени на потолке смешивались, и он спокойно засыпал, чтобы проснуться свежим и бодрым.
Мало-помалу он убеждался, что далеко не все из того, о чем ему, сыну перемещенного лица, говорили про родину его предков, про людей, которые живут здесь, правда.