В небольшом кустарнике я расстелил карту и посмотрел, куда же мне ехать, какой назвать пункт под Москвой.
Нашел Лесной Городок. Вот и хорошо! Придорожный поселок не вызовет недоумений.
Вышел на шоссе и... похолодел! На перекрестке стоял мотоцикл и рядом милиционер. Почему он здесь стоит, кого высматривает? Не меня ли? Теперь-то я знаю, что на этом пересечении подвижной пост ГАИ. Но в ту минуту сердце у меня упало, а рука машинально поползла к тому месту, где на лямке должен был висеть пистолет. Вспомнил: сам же спрятал пистолет в чемодан. Я прошел километра три и остановился. Мчались пассажирские автобусы высшего класса. Автобусное сообщение между городами — так я это понял. Тянулись старенькие грузовые машины, изредка проносились мимо легковые.
Я несколько раз поднимал руку, но безуспешно. На взгорке возник силуэт большегрузной машины. Через секунду я разглядел, что это был тягач для фургонов фирмы «мерседес». Я даже руки не поднял. Решил, что это рейс из ФРГ. Но машина замедлила ход. Не доезжая до меня полсотни шагов, остановилась, подрулила к обочине.
Номера на машине советские.
Я подошел к машине. Шофер стоял в раздумье.
— Здравствуйте, — сказал я. — Не в Москву путь держите?
— Здравствуйте, — ответил шофер. — В Москву и за Москву... Да вот не приехал ли совсем!
Он был явно расстроен и, как мне показалось, не знал, к чему подступиться. В помощники я пока не напрашивался. Остановился рядом, поставил на землю чемоданчик.
— Если для вас незатруднительно, прихватите меня до Лесного Городка. Это на шоссе, не доезжая Москвы.
— Сам не знаю, поеду ли.
Пока он возился с мотором, я к нему внимательно приглядывался. Значилось в моих документах, что я шофер. И он шофер.
Это был человек лет тридцати пяти. Высокий и, пожалуй, тучноватый для своих лет, он был как бы отлит из чугуна. В каждом жесте его обнаруживалась недюжинная сила.
— Замучил меня этот «мерседес», — сказал он с досадой. — Отличный аппарат, да никто не знает мотора... И вот отказывает подкачка топлива...
Я уже догадался, в чем дело. Мерседесовские моторы мы достаточно подробно изучали. Знал я капризы компрессора.
Я скинул пиджак и засучил рукава белой нейлоновой рубашки.
— Погоди, браток! — остановил меня водитель.
Из-за сиденья он достал синий халат и подал мне.
Я надел халат и залез в мотор. Дело, в общем-то, пустяковое, но надо знать принцип регулировки. Я попросил нужный мне ключ. Водитель прогазовал пару раз — мотор заработал.
— А гляди-ка! Работает мотор ровно! Садись, поедем...
Мы тронулись в путь.
— Как тебя кличут? — спросил он меня.
— Владимир! — ответил я.
— Владимир. Тезки, выходит. Я тоже Владимир. А фамилия моя Соколов.
— Моя — Кудеяров!
— Хм! Разбойничек тебе, о каком в песнях поют, не сродни?
— Может быть, и сродни! Кто там в песнях-то родней считался!
Соколов засмеялся. Шутка моя ему понравилась.
— Чего же ты на шоссе оказался? — спросил он.
— Был у знакомого в Можайске, тут, неподалеку... Чего, думаю, на станцию идти... Здесь мне удобнее!
— А сейчас где баранку крутишь?
— На Севере! Надоело! Решил поближе к Москве перебраться, да вот не знаю как... Знакомый мой приглашал в Можайске работать. Потолковали, но пока не дотолковались...
— В Можайске нет больших автобаз... Или тебе все равно куда? На Севере на каких машинах работал?
— На лесовозах...
— И сколько вырабатывал?
— По-разному...
Иного не мог ответить. Мне сказали, что я могу назвать сто двадцать рублей. С этой суммы отмечены и взносы в моем профсоюзном билете, изготовленном на Тегерзее. А вдруг и здесь неувязка, вдруг и здесь ошибка, такая же, как с одеждой, как с картой, на которой оказалась необозначенной деревня!
— Ну не таись. На Север я не поеду, хлеб не перебью! Я на этих вот машинах иной раз до четырехсот рублей имею... Правда, одна беда! Сквозь командировки. Дома в редкий праздник бываю... Не веришь? Жена скоро откажется. Женат?
— Да нет, холост! — обрадовался я возможности перевести разговор с опасного для меня предмета.
Соколов взглянул на меня чуть с прищуром.
— Как это ты умудрился в наше время сохранить мужскую самостоятельность? Или в заключении был?
— В заключении не был, но на Севере давно...
— Завербовался?
Я почувствовал, как на лбу проступили у меня бисеринки пота. Простой разговор, обыденный, а какого он мне стоил напряжения! Что ни вопрос, скрытая неожиданность.
— Завербовался...
— Значит, с деньгами... — заметил Соколов. — Не спеши, оглядись! Можно хорошую работенку подобрать. Как у тебя с корешками?
Вот оно, началось. Меня предупреждали, что я могу наткнуться на жаргонные словечки, на словечки бытовые, которые никогда по прямому смыслу не разгадаешь, которые употребительны в среде людей одной профессии. «Корешки». Что могут означать «корешки» в переносном смысле? Это могло относиться к моим дружественным связям, а могло как-то обозначать мою биографию. Мне говорили, что в Советском Союзе при поступлении на работу заполняются анкеты, где нужно указывать, кто твои родители. А что, если под словом «корешки» скрывается упоминание о родителях? Я попытался уйти от ответа вопросом:
— Какие у вас в Рязани порядки?
Соколов мельком взглянул на меня, он следил за дорогой и переглядываться со мной не мог.
— Я и имею в виду Рязань. Если корешки чистые, то могут взять. Тем более что ты знаешь эти машины... Мы их теперь будем получать на базу... Как с жильем? Родных поблизости нет? Иначе с пропиской ерунда получится.
— На Севере у меня собственный дом... — сказал я. — Его можно продать и купить дом под Рязанью.
— Купить! Это выход... Но если под Рязанью, будут уговаривать работать в колхозе или в совхозе... Тоже работа, но у нас куда интереснее... Какой у тебя класс?
Водительское удостоверение на имя Кудеярова было изготовлено с указанием, что я водитель первого класса.
— Первый класс! — ответил я.
— Нарушений много?
— Нет!
— Покажи! — попросил Соколов.
Я передал ему водительское удостоверение. Соколов взял, выбрал удобную минуту, открыл удостоверение и тут же мне его вернул.
— Корешки у тебя чистые! На наших это подействует!
«Так вот что такое «корешки», — догадался я и вздохнул с облегчением. — Водительское удостоверение называют «корешками»!»
За разговором пробежало время. Возникла на обочине надпись «Лесной Городок». Соколов остановил машину. Я полез в карман за деньгами, но Соколов запротестовал:
— Что ты, браток! Мы со своих не берем. Ты мне помог! Запиши адрес в Рязани. Если надумаешь к нам, кое-что подскажу.
Адрес я записал. Мы простились. Я проводил глазами машину и тихо побрел на станцию.
Можно было и подвести итоги.
Благополучно совершил прыжок. Оторвался от своих спутников. Выбрался из леса, доехал до Можайска, переоделся, влился в общий поток и даже выдержал разговор с шофером.
VIII
Из Москвы я по двум адресам отправил в ФРГ открытки с условным текстом на немецком языке. Текст самый безобидный, как будто бы турист проездом сообщает о здоровье, но это означало, что я благополучно прибыл в Москву.
Радиопередатчиком я в ближайшее время пользоваться не собирался. Да и возвращаться в смоленские леса за ним пока не имел возможности. Радиопередачи, предназначенные для меня, я мог слушать по любому приемнику первого класса. Мне объяснили еще на Тегерзее, что такой приемник я могу купить в комиссионном магазине радиотоваров на Садовой, около Планетария. Магазин я нашел, удостоверился, что приемник купить можно.
Надо было где-то ночевать. В гостиницы нам не рекомендовали обращаться, особенно предостерегали против московских гостиниц. Там волей-неволей придется предъявить паспорт и командировочное удостоверение.
Я решил первые дни обойтись поездами. Взял билет до Ленинграда. Ночь провел в поезде, в мягком вагоне. Побрился, помылся. В Ленинграде пополнил свой чемодан необходимыми вещами.