Много перечувствовал и передумал в тот раз Иван Тимофеевич, а вот рассказать об этом сейчас толком не мог. И на вопрос Дружинина ответил маловразумительно:
Да как вам сказать... Обыкновенный окоп, старый, почти весь зарос...
2 ноября 1955 г.
Уважаемый Николай Васильевич!
Ваше письмо и находку Воронца получил. Вы правильно сделали, прислав мне эту флягу. И хотя сего алюминиевого трофея я прежде никогда не видел, владельца его припоминаю. Если не ошибаюсь, Сережина звали Никита, по званию сержант или младший сержант, служил телефонистом на узле связи штадива. Но самое главное, что этот Сережин в числе небольшой группы командиров и бойцов штаба в злополучный момент интересующего всех нас боя действительно мог находиться вместе с генералом Мишутиным на КП у Кривого оврага, в полосе контратаки немецких танков, сопровождаемых пехотой. Так что навести справки об этом человеке, попытаться разыскать его, по-моему, просто необходимо. Собственно, я уже приступил к этому — вчера послал запрос в ГУК Министерства обороны. Там, как я недавно узнал, служит мой однокашник по военному училищу, полковник, думаю, он мне посодействуем в смысле оперативности сей проверки. Если вскроется что-нибудь новое, сразу же Вам напишу.
Примите наши семейные наилучшие пожелания в связи с наступающим Октябрьским праздником.
7 января 1956 г.
Дорогой Николай Васильевич!
Поздравляю Вас и Ваших домочадцев с Новым годом, всяческих Вам благ, а главное — отменного здоровья.
У меня интересные новости. Сегодня, буквально два часа тому назад, я разговаривал лично с самим Сережиным! Правда, пока только по междугороднему телефону, но тем не менее... Однако давайте по порядку.
Направляя в ноябре прошлого года запрос в Министерство обороны, я, признаться, не особенно надеялся, что из всей этой затеи с розыском Сережина что-нибудь получится. Помните, я так же пытался найти след бывшего начальника связи дивизии, посланного на поиски исчезнувшей штабной группы во главе с комдивом, — результат был нолевой. Слишком мало имелось фактического материала для розыска, слишком много времени минуло с тех пор, как все это произошло... Но, видимо, в жизни раз на раз не приходится. Бывает, рыбаки вытаскивают пустым широкий бредень, а рыболов-любитель на удочку берет немалый улов. Как кому повезет!
На этот раз с помощью сотрудников Министерства обороны я вначале вышел на родителей Сережина, на его родину, в Омскую область. Завязав переписку с его отцом, я узнал, что Никита Сережин почти всю войну был в плену, домой вернулся летом сорок пятого с туберкулезом легких, долго лечился, в настоящее время живет в Астрахани, у родственников жены.
В конце декабря я послал ему письмо, сообщил свой адрес. И вот сегодня сижу в своем директорском кабинете, вдруг телефонный звонок: вызывает Астрахань!
За пять минут, конечно, много не наговоришь, тем более в такой волнующей обстановке. А суть краткого рассказа Сережина сводится к тому, что в плен он попал вместе с генералом Мишутиным под известным Вам хутором. Однако вскоре они оказались в разных местах, поэтому о дальнейшей судьбе комдива, который был направлен в какой-то лагерь для пленных офицеров, Сережину ничего не известно... Он обещал мне описать все подробно в письме в самое ближайшее время. И, мне кажется, было бы неплохо с ним встретиться. Как Вы смотрите на это? Воронцу я напишу особо, думаю, он тоже согласится.
Глава тринадцатая
Был на исходе шестой месяц, как Сологубов находился в Англии. Приехал он туда в начале октября.
В понедельник, когда съехались все шестеро подопечных Сологубова, начались занятия по расписанию. Руководил обучением агентов, прошедших предварительную краткую подготовку в бадгомбургской школе НТС, веселый толстяк майор Чарльтон. Кроме него, конспиративную квартиру посещали еще несколько английских инструкторов, которые обучали будущих шпионов радиоделу, шифровке, тайнописи, ведению разведки со специальной практикой составления донесений по оборонным объектам. Программа обучения была рассчитана на девять месяцев, по июль 1956 года включительно. Затем Сологубову предстояло пропустить через школу Чарльтона еще одну группу энтээсовцев, тоже из 5—6 человек, которую Романов обещал скомплектовать и переправить в Англию к первому августа.
Но тут произошло непредвиденное. В один из дождливых, туманных дней в середине апреля в рабочую комнату Сологубова заявился Чарльтон. Время было послеобеденное, и по своему обыкновению майор находился в легком подпитии.
— Хэллоу, Пит! — весело приветствовал он Сологубова, сидевшего за столом над очередным месячным отчетом руководству НТС. — Получен приказ сократить срок обучения ваших парней ровно на месяц.
— Для данного выпуска или вообще? — спросил Сологубов.
— Этот ваш выпуск будет последним.
— Вот как! Но почему, мистер Чарльтон?
— Наша разведка порывает с НТС.
— Ничего не понимаю. — Сологубов пожал широкими плечами.
— Мы не так богаты, чтобы без конца субсидировать вас, не получая должной отдачи. Отныне НТС будут содержать одни американцы, у них бюджет не чета нашему.
— А как было прежде?
— Вскоре после войны ЦРУ и СИС для более эффективных контактов с НТС образовали объединенный комитет. Расходы на содержание вашей организации мы и американцы несли на паях. Но теперь на такой практике наше руководство решило поставить крест.
— И как давно принято такое решение?
— Совещание представителей двух разведок по вопросу об НТС происходило в конце февраля. Выработан специальный документ на этот счет. Что касается приказа о сокращении срока обучения ваших подопечных, то я получил его от своего шефа лишь сегодня.
— Что же конкретно мы должны сделать во исполнение этого приказа?
— Чтобы не комкать финал учебы, которую мы теперь обязаны завершить к тридцатому июня, нам с вами велено переработать учебную программу — выбросить из нее все второстепенное, сосредоточив внимание курсантов в оставшееся время на самом для них необходимом.
В тот же день они приступили к этой работе.
Малоразговорчивый, сдержанный Сологубов, получив от Чарльтона неожиданное известие, стал еще более молчалив и сосредоточен. Любивший поболтать майор, перелистывая брошюру с программой, старался расшевелить его:
— А по-моему, Пит, то, что произошло, рано или поздно должно было случиться. — Он засмеялся, перешел на русский язык. Как это у вас в песне: «Была без радости любовь, разлука будет без печали...» Так, кажется?
— Правильно, — улыбнулся Сологубов. — Из песни слова не выкинешь.
И он опять склонился над столом, стоявшим поодаль от стола Чарльтона, делая вид, что пишет. Но он ничего не писал, а просто чертил на бумаге завитушки, весь отдавшись своим мыслям. У него не выходили из головы слова Чарльтона о документе об НТС, принятом на совещании представителей ЦРУ и СИС, — вот бы заглянуть в него хоть краем глаза! Надо полагать, там немало интересного для подполковника Дружинина. Но как заглянешь, если неизвестно даже, где, у кого из чинов английской разведки хранится этот важный документ. Остается одно — попытаться побольше выудить о нем, о его содержании у Чарльтона, который во всем, что связано с НТС, бывает хорошо осведомлен. Надо пригласить майора вечером поужинать в ресторане, благо предлог есть: предстоящее расставание. Впрочем, Чарльтону предлог не важен, было бы дармовое угощение — это проверено не раз. А когда он как следует захмелеет, у него появляется охота показать себя персоной, имеющей доступ к важной информации, майор становится настоящим хвастунишкой, и, если умело задавать вопросы, из него можно выудить немало интересного.
Над этим сейчас и размышлял Сологубов — как и с чего лучше начать вечером застольную беседу с Чарльтоном? Подобная внутренняя подготовка, как и сама встреча с Чарльтоном в ресторане, конечно, была бы излишней, если бы он знал, что через некоторое время упомянутый важный документ попадет к нему в руки и он сможет его прочесть от начала до конца.