«Неужели видели?» — застучало в висках.
Солдаты встали с разных сторон. Крыловичу сделалось жарко. «Будут обыскивать?..»
— Документы!
Крылович улыбнулся, показал пропуск, объяснил, куда и зачем идет.
Луч карманного фонаря ослепил его, потом задержался на пропуске.
— Хорошо, — наконец сказал солдат, — можете следовать дальше, но не по путям...
Со светофором, чтобы не навлечь подозрение, решил повозиться. Не торопясь, заизолировал провод, переменил лампу и только тогда пошел обратно.
Где-то впереди, словно светлячок, шарил в темноте тусклый зайчик переносного фонаря, слышались постукивания молоточков обходчиков вагонов, позвякивание металла.
«Готовят к отправлению...» Крылович пошел на свет. Перед ним оказался прежний состав с горючим. Он достал вторую мину, для верности поставил на последнюю платформу...
Без приключений дошел до станции, доложил начальству о том, что было со светофором. Думал, что отпустят домой, но дежурный немец, подслеповато щурясь, посмотрел на часы и усмехнулся.
— Спешить дома не сто-о-ит, скоро работа приходи-ит... — И приказал в соседней с диспетчерской комнате заменить электропроводку.
Пришлось подчиниться...
С путей послышался знакомый голос локомотива. Раскрыл окно. «Так и есть!» Маневровый локомотив затаскивал в тупик злосчастный состав. Сомнений не было — он останется в депо. Не зная что делать, вернулся к проводке. Все валилось из рук. Опять глянул в темноту на пути. Не заметил, как в комнату вошел, словно прокрался, диспетчер — неприятный желчный старик.
— Ты, парень, чего у окна вертишься, почему не работаешь? — подозрительно косясь на Крыловича, спросил он.
Вопрос заставил насторожиться: мало ли что на уме у фашистского прихвостня!..
Вновь взялся за работу. Но попробуй успокой себя, когда вот-вот грохнет! Крылович стал соединять провода и обнаружил, что забыл принести изоляционную ленту. Пошел за ней.
На станции было темно и тихо. Смолк маневровый, растолкав по путям заночевавшие составы. Парило, как перед грозой. И тут где-то в ночи, там, где чернели стальные цилиндры, раздался хлопок — вроде бы ударили надутым бумажным пакетом. И сразу неярко вспыхнуло пламя — словно кровь, просочившись, потекла сквозь черную ткань ночи.
«Что-то теперь будет?..» В невидимой вышине черного неба Крылович уловил слабое шмелиное жужжание... «Самолет?! Вот он, спаситель!..»
— Русские самолеты! — закричал он и побежал по платформе. И по станции, опережая его, понеслось эхо: «Русские самолеты! Русские самолеты!..»
Завыла сирена, вспыхнули прожекторы, осветив длинные плети составов, паутину железнодорожных путей...
Диспетчер, бледный и потный, стоял у раскрытого окна и охрипшим голосом кричал в телефонную трубку:
— Над Осиповичами русские самолеты, горит состав с горючим!
Увидев Крыловича, он зажал микрофон трубки рукой и сквозь зубы процедил:
— Где тебя черти носят?.. Беги на пути, посмотри, что к чему, и сюда... начальство требует...
Станция уже была оцеплена. На путях поднялась паника. Русская речь перемешалась с немецкой... Все кричали. У горящей цистерны суетились немецкие солдаты, полицейские из железнодорожной охраны, рабочие аварийной бригады. Они пытались вытащить горящую цистерну из состава... Отцепили, но сдвинуть с места так и не смогли. Помчались искать маневровый. Нашли. Но он долго не мог попасть на нужный путь... Сквозь людской гвалт пробился истошный крик:
— До стрелки чеши, раззява, и сюды, того гляди жахнить!
Из разодранного брюха цистерны выливалось пламя, гудело, текло...
Наконец, локомотив приблизился к горящей цистерне, стал ее оттаскивать, и в этот момент она взорвалась. Стало светло, как днем. Огонь разметало на сотни метров... Потом взорвалась вторая цистерна, третья, четвертая... Пламя перекинулось на составы с танками, авиабомбами... И уже горело все — составы, земля, небо... Все куда-то бежали, кричали... И вдруг земля словно приподнялась. Огромный взрыв потряс город. Над станцией взметнулся гигантский огненный смерч. Дождем посыпались бочки с горючим, ящики с продовольствием, колеса от железнодорожных вагонов, гусеницы танков и самоходок... Бочки, падая, взрывались.
Не успели опомниться от первого взрыва, как раздался второй... И все началось сначала.
Напрасно Крылович беспокоился, что диспетчер донесет на него. Когда уже днем вдосталь насытившийся пожар угомонился и взрывы прекратились, все увидели, что от станционного здания остались только стены.
Десять часов висело пламя над городом, и десять часов земля зябко вздрагивала от взрывов...
В радиограмме в Центр Рабцевич сообщил:
«...В результате пожара сгорело 4 эшелона, в том числе 5 паровозов, 67 вагонов снарядов и авиабомб, 5 танков типа «тигр», 3 танка Л-10, 10 бронемашин, 28 цистерн с бензином и авиамаслом, 12 вагонов продовольствия, угольный склад, станционные сооружения. Погибло около 50 фашистских солдат».
Когда стали взрываться вагоны со снарядами и авиабомбами, разбежалась не только железнодорожная охрана, но и охрана фашистского концентрационного лагеря, находившегося в ста пятидесяти метрах от железной дороги, и узники оказались на свободе...
Через два дня Крыловичу удалось заминировать еще один состав с горючим, который взорвался в пути.
Фашисты рассвирепели, начались массовые аресты среди рабочих железнодорожного депо...
Крыловичу предложили покинуть город, но он боялся за родных. И тогда ему разрешили уйти с семьей в соседний партизанский отряд.
Отряд Рабцевича продолжал расти. Вскоре возникла возможность создать новую разведывательно-диверсионную группу и направить ее под Калинковичи. Встал вопрос о выборе командира. Нужен был испытанный и проверенный на деле человек. Рабцевич остановился на Синкевиче.
Прежде чем назначить Синкевича командиром, Рабцевич решил посоветоваться с Линке. Разговор начал неторопливо, издалека.
— Давай, Карл, разберемся, как у нас на сегодняшний день обстоят дела со связниками.
Линке, готовившийся выступить перед населением на митинге, оторвался от бумаг.
— А получается у нас не то, что хотелось бы, — продолжал Рабцевич. — Возьмем Осиповичи — Бобруйск, там действует целая группа, со связниками все налажено. Прикрыт и Жлобин — там надежно действует группа Игнатова. Остались Калинковичи и Мозырь. Вот там неувязка — работает один Змушко. А ведь он еще и руководитель разведки отряда. Надо успеть вовремя побывать и под Бобруйском, и под Жлобином, проверить, как там обстоят дела, помочь... Вот и выходит — нужна новая группа. Люди у нас есть, дело за командиром...
Линке молча вздохнул, собрал в аккуратную стопку листочки, задумчиво наклонил голову набок.
— Ты, наверное, ждешь от меня кандидатуру? — улыбнулся он. — А ведь ты правильно решил.
— Ты что имеешь в виду? — насторожился Рабцевич.
— Твое решение назначить командиром Синкевича...
На усталом лице Рабцевича обозначилось что-то похожее на растерянность.
— Откуда знаешь, что я решил?
Линке покачал головой:
— Ну если бы я не знал, о чем думают мои бойцы и тем более командир, как это говорится в русской пословице — грош цена была бы мне как комиссару.
Рабцевич рассмеялся:
— Ну и хитер!.. — А про себя подумал: «Честное слово, приятно работать с человеком, который так тебя понимает...
Спустя несколько дней Синкевич с новой группой отправился под Калинковичи. Надежды Рабцевича оправдались — командир группы оказался не только смелым, решительным человеком, но и способным руководителем. За короткое время Синкевич хорошо освоился со своими обязанностями, совершил не один удачный выход на железную дорогу Калинковичи — Птичь, установил надежную связь с работниками железнодорожного депо, лесозавода и мясокомбината в городе Калинковичи. А установив связь, тут же приступил к организации диверсий на этих предприятиях. Для поддержания надежной связи с патриотами Калинковичей он привлек Домну Ефремовну Скачкову — жительницу деревни Антоновка, мать четверых детей. Доставленными Скачковой минами Николай Дворянчиков взорвал токарно-механический цех железнодорожного депо станции Калинковичи, уничтожив все электрооборудование цеха и тридцать станков, а Екатерина Матвеева и Екатерина Белякова — колбасный цех с его механическими мясорубками и запасами сырья...