Поднялось над головой и медленно сползло в сторону солнце, а Моти все не было.
Она появилась, когда небо стало чернеть, густой тенью налились кусты... В руках у нее были его вещмешок и еще какой-то узелок.
— Вот, брат нашел в поле... — Мотя положила рядом с Девятовым вещмешок, присела, стала разворачивать узелок. — Тут тебе поесть и попить...
— Это по нему стреляли? — спросил Девятов. — К нашим бы уйти...
— Увернулся... — Мотя грустно улыбнулась.
На следующий день сквозь тревожную дремоту он уловил что-то похожее на скрип телеги. В его сторону кто-то ехал. Это оказалась Мотя с неизвестным мужчиной.
— Я сделала, как ты хотел, — сказала она, — Федос Рыбак отвезет тебя к своим...
Федос привез Девятова в урочище Печек, где его встретили товарищи по отряду...
Сопровождать в Москву трофеи Григория Науменко Рабцевич послал Николая Прокопьевича Бабаевского, который только что заменил Змушко, направленного в Полесское партизанское соединение.
Вслед за успехами группы Игнатова последовала целая серия удачных диверсий групп Синкевича и Бочерикова... И вообще, лето и осень сорок третьего года для отряда были временем больших побед...
Поздней осенью из Центра пришла радиограмма: в связи с приближением Красной Армии генерал приказывал отряду Рабцевича перебазироваться под Пинск.
Места эти Рабцевич хорошо знал еще с гражданской войны. Три с половиной года провел тогда он под Пинском и Барановичами. Подыскать новую базу для отряда Рабцевич поручил Линке и группе Игнатова. С ними отправил письмо своему давнему другу Василию Захаровичу Коржу, который командовал партизанским соединением на Пинщине, с просьбой помочь комиссару.
— Под Пинском будешь заходить в деревни, — сказал Рабцевич на прощание Линке, — передай привет старожилам от Виноградского — в гражданскую псевдоним у меня такой был. Как своего примут...
А едва комиссар ушел, из Москвы поступила радиограмма: в связи с наступлением Красной Армии отряд должен немедленно перебазироваться на новое место...
Дорога отряду выпала тяжелая. Обозные лошади вязли в глубоком снегу. Сани приходилось тащить на себе. Иногда встречались деревни, свободные от фашистов. Можно было бы отдохнуть, просушиться... Но почти всюду в таких деревнях свирепствовал тиф.
Наконец добрались до деревни Бунос. У большинства бойцов сопрела и развалилась обувь. Людям требовался отдых. Рабцевич знал, что где-то поблизости находится штаб Пинского партизанского соединения, он надеялся встретиться с Василием Захаровичем Коржем.
Синкевич, посланный в разведку с группой бойцов, без особого труда нашел штаб и проводил туда Рабцевича.
Корж жил в пятистенном бревенчатом доме, перенесенном в лес партизанами из соседней деревни. Узнав о приезде Рабцевича, он вышел ему навстречу. Друзья обнялись, расцеловались.
Дружба между ними началась еще в гражданскую войну, когда Корж пришел в отряд Кирилла Прокофьевича Орловского...
Перед Великой Отечественной войной работали почти рядом: Корж — в Пинском обкоме партии, Рабцевич — в Бресте...
— Ох-хо-хо, какой важный стал! — войдя в хату, сказал Рабцевич. Он весело оглядел Коржа с ног до головы, вновь обнял, похлопал по спине. — А ты знаешь, Вася, тебе чертовски идет генеральская форма. — И засмеялся. Смех у него был легкий, заразительный.
Поездка Рабцевича оказалась весьма удачной. Кроме Коржа, он повидался с первым секретарем Пинского подпольного обкома партии Клещевым. Вместе они уточнили место базирования отряда, наметили запасные стоянки, скоординировали партийные и боевые действия. На душе у Рабцевича стало полегче. Самое главное: не в одиночку придется воевать и на новом месте.
Обрадовал Рабцевича и Линке. Он подобрал весьма удачный участок для базы отряда недалеко от деревни Липники. Это была небольшая возвышенность среди болотистых топей и под боком у железных дорог Пинск — Лунинец, Барановичи — Лунинец.
На новом месте все пришлось начинать сначала. Стали ставить рубленые времянки, о землянках не могло быть и речи, очень уж близко стояла вода. Одну хату тут же отвели под санчасть — у шестерых бойцов был обнаружен тиф...
Вскоре из Москвы прилетел Бабаевский. Он привез с собой не только взрывчатку, мины, но и обмундирование для вконец оборвавшихся бойцов. Не забыл прихватить и почту.
Особый восторг вызвали письма. Рабцевичу опять было несколько. Получил и Линке, но на этот раз письма не вызвали у него радости. Рабцевич знал о горе комиссара. В то время, когда он был на Пинщине, из отряда «Местные», где сражался Гейнц, пришло известие о его гибели. Это произошло 22 января 1944 года...
Линке сидел над нераспечатанными письмами и молча смотрел в распахнутую настежь дверь. В его глазах стояли слезы.
В начале апреля отряду удалось выйти на связь с молодежной подпольной организацией «Запорожцы» из деревни Купятичи. Синкевич передал руководителю организации Федору Лисовцу магнитные мины, предложил взорвать авиационный склад на аэродроме под деревней Галево.
На собрании организации они решили, что на взрыв пойдут четверо и каждый возьмет по мине. В числе подрывников оказались: младший брат Федора Григорьевича Лисовца Александр, Иван Михайлович Пекун, Иван Платонович Пекун и Сергей Петрович Журбило, который работал на аэродроме и хорошо знал не только расположение склада, но и подходы к нему. Запорожцы трижды ходили к аэродрому, и все неудачно. Больше того, последний выход едва не кончился трагически.
К аэродрому подползли со стороны поля. В кустах затаились, выбирая удобный момент для броска на склад. Казалось, все продумано до деталей... На вышках через каждые десять минут вспыхивали прожектора. Их лучи старательно прощупывали забор, штабеля авиабомб, кусты, подступы к ним и гасли. До следующей вспышки времени было достаточно, чтобы проникнуть на аэродром, заложить мину и вернуться в кусты...
Кругом стояла тишина. Спала деревня, спали немецкие казармы, спокойно было и на вышках... Поползли. И надо же так случиться, что под кем-то треснул сухой куст. В тишине этот треск прозвучал выстрелом. На ближней вышке тут же вспыхнул прожектор... Положение ребят — хуже некуда: впереди склад, к которому теперь не подберешься, чуть пошевелишься — мигом прошьют из пулемета, сзади — открытое поле на семь километров.
Запорожцы перевели дух только тогда, когда прожектор потух. Осторожно отползли и по полю вернулись к деревне...
На очередной встрече с Федором Лисовцом Синкевич сообщил, что фашисты скоро будут отмечать свой праздник и было бы очень хорошо, если бы запорожцы подорвали авиасклад именно в этот день...
Девятнадцатого апреля в деревне начались приготовления к празднику. Фашисты наводили порядок в домах, чистили, мыли, подкрашивали танки — в то время в Купятичах стояла эсэсовская танковая часть. Под вечер повсюду на улицах появились флаги со свастикой, послышалась музыка, песни...
Запорожцы надеялись, что на этот раз у них все пройдет удачно: гитлеровцы начнут гулять с вечера, а напившись, не будут так бдительны. И каково же было их удивление, когда они увидели, что вдоль забора прохаживается солдат с автоматом. Часовые были и с другой стороны, и с третьей...
Александр Лисовец предложил Пекунам заползти на склад со стороны деревни Галево, сам он с Сергеем Журбило остался со стороны поля дожидаться, когда разойдутся часовые и погаснут прожектора, чтобы пробраться на аэродром. Потом, когда мины уже будут поставлены, все должны двигаться домой самостоятельно...
Сергей Журбило приподнял проволоку, хотел юркнуть под нее и почувствовал, что зацепился. Попробовал поднять проволоку повыше, не получилось. Колючка впилась в телогрейку... Сергей клял свою нерасторопность, неуклюжесть. Он не знал, что фашисты прошлый раз, обнаружив следы, по низу всего забора натянули еще по паре струн колючей проволоки... Стараясь унять охвативший ужас, Сергей собрал все, какое осталось, благоразумие, напрягся и осторожно отодвинул от себя проволоку. Едва заполз за штабель, как вспыхнул прожектор с одной стороны, потом с другой. Их лучи пробежали над Сергеем, за ним... Он достал мину...