Тревожно заметались мысли: «Фея? Коньяк? А при чем тут я? Я не звал ее, ничего не заказывал». Дух молча выжидал, и под пиджаком перекатывались мощные мышцы. Появился дух № 2. Этот свободно говорил по-русски — фирма держит свое слово: «У нас говорят по-русски... Он обворожительно любезен: «Господин попал в затруднительное положение? Нет денег? Что же делать? У нас на Западе железный закон: купил — плати. Иначе...» — и широко развел руками.
Шелвадзе выгреб из карманов всю наличность. Тем временем фею как ветром сдуло. Но ему уже было не до нее. Протянув два желто поблескивающих на ладони окатыша, нервно спросил:
— Не могу ли я рассчитаться золотом?
Дух бережно принял окатыши, внимательно рассмотрел их и сказал:
— Я ненадолго оставлю вас. Не волнуйтесь... В бутылке, кажется, еще есть коньяк. Скоро начнется шоу.
Он отсутствовал минут двадцать, показавшихся Шелвадзе вечностью. Скоро туристы вернутся в отель, а его нет. Что подумают? Что предпримут? В нем удивительно сосуществовали авантюрист, смелый, азартный в валютных операциях, в картежной игре, и трус в обычных житейских делах. Кошмарное ожидание прервал дух № 2.
— Прошу вас! — кивнул на дверь возле стойки бара.
Большая, слегка затемненная комната. На полу пушистый ковер. На стенах — массивные зеркала. Столь же массивный стол, кресла. Тахта, картины, вазы с цветами. Навстречу поднялся приветливо улыбающийся человек.
— Ну что же, давайте знакомиться. Я — Владислав. А вы?
— Шелвадзе... Николай Григорьевич Шелвадзе.
— Присаживайтесь. И, пожалуйста, не волнуйтесь. Вам ничего не угрожает. Вы среди своих. Да-да! Не удивляйтесь, среди своих. Человек, желающий добра другому человеку, с полным основанием может быть отнесен к числу своих. Не так ли?
Не дожидаясь ответа, спросил:
— Паспорт при вас? Прекрасно! — Небрежно перебирая листы документа, продолжал расспрашивать: — Вы москвич? Имею в виду не место рождения, а место жительства. Люблю москвичей, у них душа нараспашку. Адрес? Телефон?
Владислав ничего не записывал — включил диктофон.
Шелвадзе отвечал на вопросы спокойно, иногда даже с улыбкой. Он не врал. К чему? Так будет, пожалуй, надежнее, лучше. Что значит надежнее и лучше, он пока еще смутно представлял себе, но где-то подсознательно зрела комбинация, которая может привести его... Нет-нет, об этом пока думать не хочет. Там видно будет!
Нико назвал марку и номер своей машины, адреса своих девушек в Ленинграде, Москве, Черногорске. Об этом городе Владислав попросил рассказать чуть подробнее. «В Москве представляю периферийный журнал, — сказал Нико и тут же честно признался: — От журнала профита не имею. Зато обладаю корреспондентским билетом».
Владислав бесстрастно спросил:
— Простите, господин Шелвадзе, за неделикатный вопрос. Но человеку ведь надо пить, есть, одеваться. Девушки в трех городах сразу — это тоже требует известных затрат. И собственная легковая машина. А душа, наверное, просится ввысь и вширь...
Нико усмехнулся и повел густыми бровями:
— Имею хобби... Валютные операции... Забочусь также о дамах, страстно обожающих камушки и прочие безделушки, о джентльменах, собирающих коллекции картин, икон.
— Я вас понял, господин Шелвадзе. Вы напомнили мне изречение какого-то русского писателя: любовь к человечеству лишь тогда плодотворна, когда она сочетается с живым участием к судьбам отдельных людей. Вы, оказывается, большой гуманист, господин Шелвадзе. Тут у нас с вами найдется общий язык.
Владислав снисходительно улыбался, а Нико, сосредоточенно уставившись на стол, лихорадочно соображал. Как быть? Какой линии придерживаться? Идти на скандал, вызвать консула или... Тоже ведь вариант. Что ему терять, что бесценного оставил он там, дома? Да и где истинный дом?
Пока Нико раздумывал, Владислав позвонил кому-то по телефону. О чем шел разговор, Шелвадзе не понял. Положив трубку, Владислав заговорил совсем другим, официальным тоном:
— Господин Шелвадзе! Меня сейчас поставили в известность об очаровательной даме и непредусмотренных вами расходах. Я не осуждаю. Изображая амура с повязкой на глазах, древние намекали, что страсть слепа. Но что поделать — в этом мире за все надо платить. А вы оплатить веление вашей страсти не в состоянии, ибо возможности советских туристов ограничены. Поскольку валюты у вас мало, на оплату счета не хватает, вы предлагаете золото. Мера крайняя и не очень приемлемая. Но у нас с вами есть выход...
Нико оживился.
Сейчас я в вашем присутствии позвоню советскому консулу. Надо полагать, что он пришлет своего представителя и тот уладит это чепуховое недоразумение. Вы согласны?
— Нет!
— Тогда как быть?
— Не знаю.
Наступила недолгая пауза.
— Вы предлагаете золото. Вариант необычный. Я понимаю толк в драгоценных металлах. Да, это настоящие самородки. Сорок граммов шестьдесят миллиграммов. Этого вполне хватило бы для расплаты по счету. И кое-что останется на покупку ценных сувениров. Но возникает деликатная коллизия. Не догадываетесь? Контрабанда! Вы привезли это золото в нашу страну контрабандным путем. А наш закон так же строг, как и ваш. — Широко разведя руками, он сочувственно промолвил: — Остается один выход — позвонить консулу.
— Не надо! — воскликнул Нико. — Не надо! — Теперь он напоминал хищного зверька, понявшего, что из капкана не вырваться. Как он изощрялся, чтобы тайно провезти эти два окатыша! А теперь вот...
Нико вспыльчив, его так и подмывает стукнуть кулаком по столу, а может, и не только по столу. «Издеваетесь? В кошки-мышки играете, в сети заманиваете...» Но голос разума предостерег: «Смири гордыню, Нико». Он просит, умоляет...
— Возьмите все золото, оба окатыша! Мне не нужны сувениры... Только не считайте меня должником.
Туристу-гуляке, потерявшему, видимо, всякую способность реалистически оценивать обстоятельства, не приходит в голову простая мысль: «На шута этому Владиславу твое золото. Ты нужен. Он к твоим окатышам добавит еще два, за покупку твоей души». А Владислав, продолжая разыгрывать сердобольного человека, выложил еще один аргумент:
— Беда заключается в том, господин Шелвадзе, что в зале присутствовал частный детектив содержателя ресторана. Он сделал несколько фотоснимокв. В кадре вы и ваша очаровательная девушка.
— У меня нет здесь девушки, — огрызнулся Шелвадзе.
— А та, чью руку вы поглаживали? — И он одаривает Нико лучезарной улыбкой.
— Это шантаж.
Нико обуяла бессильная ярость, а собеседник все также спокоен, любезен.
— Предположим, хотя доказательств у вас нет. Но вы должны знать — завтра в газетах напечатают скандальную заметку с иллюстрациями: советский турист, господин Шелвадзе, и девушка из шоу в достаточно интимной позе...
— Не было этого. Никакой интимности.
— Согласен. Но не будьте наивны. Вы, кажется, имеете отношение к журналистике и должны знать чудеса фотомонтажа. Вас потащат в суд, а в качестве свидетелей вызовут ваших спутников.
— Каких свидетелей? Это бред!
— Нет, это реальность. Дело в том, что вы, любезничая с девушкой, не заметили, как в зал забрели двое ваших товарищей выпить по кружке пива. Судя по выражению их лиц, они были немало удивлены, увидев вас в обществе очаровательной блондинки. Учтите, фамилии этих двух людей нам известны. Полагаю, что суд накажет вас не очень строго, но скандал будет изрядный, наша пресса не упустит такого случая... Надеюсь, мне не нужно задавать вам глупый вопрос — знаете ли вы, как вас встретят после всего этого дома?
Шелвадзе помрачнел, задумался и вдруг вскочил со стула, словно он нашел наконец выход из этого щекотливого положения, и решительно объявил:
— Я не вернусь домой! Останусь здесь! — Ему показалось, что наконец он понял, чего от него добивались, что и кто стоит за Владиславом, за всем этим спектаклем. Теперь можно говорить с этим типом на равных, как деловой человек с деловым. Но, видно, он не понял намерений собеседника.