И в довершение всего поступила тревожная радиограмма от руководителя ЭАК-103 Альберта. Нужно было срочно вызвать капитана Фурмана, но и это не удалось. Доложили, что Фурман уехал в Брянск для подбора кандидатов в разведшколу из числа военнопленных. Встречу с ним пришлось отложить на следующий день. Теперь, мучаясь головной болью, полковник с нетерпением ждал приезда Фурмана.
Герлиц кинул в рот таблетку от головной боли, запил глотком вина и, пересиливая себя, сделал несколько гимнастических упражнений.
Приведя себя в порядок, он прошел в кабинет.
Усевшись за письменный стол, полковник достал радиограмму Альберта.
«Господину полковнику лично. Обстановка осложнилась. Павлов оказался предателем. У него обнаружили письмо, адресованное НКВД. Пришлось пристрелить. Выполнил лично вместе с Туманским в лесу. Обошлось без шума, но настроение в группе подавленное. Разведку пока прекращаем. Группу увожу в безопасное место. Жду распоряжений. Альберт».
Из задумчивости Герлица вывело появление Фурмана.
— Вот, капитан, смотрите, что сообщает Альберт, — сказал он, передавая Фурману телеграмму. — Положение ЭАК-103 мне представляется опасным. Надо подумать, какие дать рекомендации. Видимо, к первому сеансу связи мы не успеем, но в семнадцать ноль-ноль сегодня телеграмма должна быть отправлена.
— Если все обстоит так, как сообщает Альберт, то непосредственной опасности, пожалуй, нет. Состав группы я знаю хорошо. Люди надежные. Павлов — это случайность. Он молод, сентиментален. А раз его убрали, то думаю, что все должно обойтись.
— Нет нет, капитан. Поверьте моему опыту, ситуация крайне неблагоприятная. Поступок Павлова может вызвать цепную реакцию. Это — первое. Второе. Нельзя исключать, что ликвидация Павлова прошла не абсолютно гладко. Поэтому надо исходить из того, что на месте ликвидации Павлова остались какие-либо следы, улики. И наконец, при подобных обстоятельствах у разведчиков возникает чувство неуверенности что приводит к ошибкам.
— В таком случае, господин полковник, остается одно: как можно быстрее отозвать группу, — вставил Фурман.
— Это было бы, капитан, пожалуй, самым разумным, но, к сожалению, есть обстоятельства, вынуждающие нас повременить с таким решением. В последних телеграммах Альберт сообщил ценную информацию о намерении русских начать наступление на Чернышено и о местах дислокации ряда штабов и частей Красной Армии. Эти данные серьезно заинтересовали командование, оно ждет поступления более подробных сведений, в связи с чем разведчикам приказано держать под наблюдением дороги Чернышено, Ульяново, Волкинское. Старица. Далее, майор Баун нам не простит, если мы не оправдаем возлагаемых им надежд на ЭАК-103. И еще. Поспешный отзыв разведчиков в данной ситуации непременно обострит у них чувство повышенной опасности: следуя через линию фронта, они неминуемо допустят ошибки. Невыгоден отзыв и в смысле воспитания разведчиков, закалки их воли, мужества, умения работать в особо сложных условиях. Проще простого бежать от опасности, преодолеть ее — значительно сложнее.
— Что вы предлагаете, господин полковник? — спросил Фурман.
— Вот это мы с вами и должны решить, капитан. Надо, как говорит руссиш пословиц, «и волк ел, и овца остался целый».
— Вы хотите сказать, «и волки сыты, и овцы целы»? — поправил Фурман, глядя на улыбающегося полковника.
— О, да, да! Это есть отшень карашо!
Прохаживаясь по кабинету, полковник на некоторое время замолчал, задумался, а затем, остановившись напротив Фурмана, наставительно заявил:
— Нужен ход конем! Надо создать впечатление, что линия связи брянского радиоцентра с нашей группой в тылу Красной Армии работу прекратила, и тем самым снизить к ней интерес противника. Если русские наблюдают за работой брянского радиоцентра, а я в этом не сомневаюсь, то они должны на эту удочку клюнуть, поверить, что разведчики работу закончили. Следовательно, искать дальше напрасно. Но прежде я должен знать, какие конкретно рекомендации о мерах безопасности вы дали участникам группы ЭАК-103. Это очень важно, поскольку мы принимаем решение об оставлении группы в тылу противника в сложной для них ситуации.
— Я, господин полковник, руководствовался известной вам инструкцией по этому вопросу и полагаю, что члены группы, особенно руководители, хорошо усвоили все ее положения.
— Скажите, пожалуйста, капитан, какие инструкции группа имеет на случай перехода линии фронта при возвращении?
— В этом плане, господин полковник, предусмотрено два варианта. Первый. При подходе к передовой всей группой обстрелять бойцов Красной Армии с тыла, создать панику и перейти на сторону немецких войск. Второй. При переходе через линию фронта небольшими группами или в одиночку, приближаясь к немецкой заставе, поднять руки над головой, сложить их крест-накрест и произнести пароль: «Павлов цвай» и число тысяча восемьсот девяносто шесть. Пароль знает каждый член группы. Конкретные пункты перехода не назывались. Их сообщим по радио.
— Отлично. Благодарю вас, капитан.
Полковник сел за письменный стол, подал Фурману блокнот и сказал:
— Ну что же, давайте сочинять текст ответной телеграммы.
Митин расшифровал две депеши, принятые радистом вечером 20 февраля. По опознавательным группам он понял, что они были зашифрованы аварийным шифром. Это был текст радиограммы, разбитой на две части. В ней говорилось:
«Альберту. Благодарю за мужество и преданность. Поступили правильно. Всех участников группы представляю к награде за работу и стойкость. Строго соблюдайте меры предосторожности. Решение отойти в безопасное место одобряю. Разведку полностью прекращать нельзя. Задание от 17-го остается в силе. Это очень важно. Используйте только опытных и надежных разведчиков. Информацию храните у себя. Радиосвязь временно прекращаем с обеих сторон. В эфир выходить только в крайнем случае. При осложнении обстановки возвращайтесь. Переход — на участке Думиничи, Черныши над Жиздрой. Маршрут уточним по радио. Желаю успехов. Дальнейшие сообщения только аварийным шифром. Полковник».
ПО СЛЕДАМ ШПИОНОВ
Капитан Васильев, с которым Таров встретился в Белеве, произвел на него приятное впечатление. Он был лет на десять старше Тарова. До перехода в территориальные органы НКВД восемь лет служил в пограничных войсках. Капитан оказался весьма общительным, располагающим к себе человеком, и Таров сразу же нашел с ним общий язык. Уже после первой беседы стороннему наблюдателю могло показаться, что они давно работают вместе.
— Да-а, — задумчиво протянул Васильев, когда Таров объяснил суть задачи. — Это уравнение со многими неизвестными. Как же мы будем его решать, если нет ни точного места и никаких конкретных зацепок? Остается единственное — действовать по формуле «Ищи ветра в поле»?
— Давайте думать, Владимир Николаевич! Место действия в принципе известно, вот оно (Таров обвел на карте красным карандашом районы Козельска, Белева, Болхова). Где-то тут. Район, правда, великоват, но что ж поделаешь... Ну а как решать, думаю, вам и карты в руки. Вы же бывший пограничник, умеете это делать лучше других.
— На границе все ясно. Любое происшествие — это конкретика. Видно, откуда надо танцевать, за что зацепиться, а это главное.
— Не скажите, товарищ капитан. Начальник нашего отдела Тимов Петр Петрович, может быть знаете, тоже пограничник, с большим стажем. Он совсем другого мнения. По его рассказам ребусов на границе бывает предостаточно, да и не менее сложных, нежели наш «Шмель».
— Не спорю, не спорю. Всякое случается и там, но с точки зрения конкретики все же яснее.