— Ну, Александр Павлович, как собираетесь дальше бороться с Панковым?
Васильевский немного растерялся.
— Мы с Михаилом Александровичем полагаем, что Панкова следует брать при первой же шпионской акции.
— Почему?
— Нам неизвестно, какие инструкции получил он от американцев. Возможны непредсказуемые действия, которые трудно будет проконтролировать. А это может привести к утечке информации, интересующей ЦРУ
— Правильно, — генерал одобрительно кивнул и посмотрел теперь на Сергеева, — но ведь не менее важной является задача по разоблачению американских разведчиков, действующих на нашей территории. Как же быть с ними?
— Мы думали над этим, товарищ генерал, — ответил Сергеев. — Наш план предусматривает захват сотрудника ЦРУ с поличным в момент связи с Панковым.
— Но если он раньше выйдет из игры?
Начальник отдела помолчал, потом уверенно продолжил:
— Детальное изучение личности Панкова дает основание полагать, что его можно будет использовать в отдельных мероприятиях и после ареста.
— На чем это вы строите такое предположение? — Покрышев усмехнулся.
— Он не из тех людей, которые ради идеи пойдут на амбразуру. Тут никакой идеей и не пахнет. Только жажда острых ощущений да денег. Похоже, еще неуемное стремление таким образом отомстить неизвестно кому за неудавшуюся, с его точки зрения, карьеру. — Сергеев поморщился. — Трус и авантюрист до мозга костей.
— Предлагаете завязать с американцами игру?
— Да. — Сергеев решительно кивнул.
Александр полагал, что для принятия такого решения Покрышеву потребуется время. Но, вероятно, его и Сергеева точка зрения совпала с решением, уже принятым начальником управления.
— Желаю удачи и прошу докладывать мне лично о каждом планируемом мероприятии в отношении этого мерзавца. — Будто извиняясь добавил: — Не для контроля, а для того, чтобы думать вместе.
Когда подчиненные были уже у двери, Покрышев вдруг спросил, обращаясь к Александру:
— В момент контроля за встречей Панкова с сотрудниками ЦРУ, вернее в самом конце их беседы, не писал ли Панков каких-либо бумаг?
— Да, написал что-то на листке, который дал ему высокий.
— Американец взял и спрятал в карман?
— Да.
— Узнаю цереушников, — генерал улыбнулся. — Подписку с нового агента взяли о негласном сотрудничестве. Хорошо закрепляет отношения...
6
Прошло три недели. Приходя утром на работу, Васильевский всякий раз внимательно вчитывался в сводки наблюдения, пытаясь выявить хотя бы какие-то признаки, говорящие о подготовке Панкова к восстановлению связи с американской разведкой. Но тот, словно чувствуя контроль за своими действиями, жил тихо, размеренно. По утрам он приходил на работу, в половине первого обедал, потом полдничал, подолгу курил, точил с сотрудниками лясы, травил анекдоты, которых знал множество. Два раза в неделю: во вторник и в четверг — старался уйти с работы на полчаса — минут сорок пораньше и сразу же ехал на улицу Римского-Корсакова в дом номер двадцать три, заходил в квартиру двенадцать, находился там примерно до одиннадцати вечера. Как было установлено, по данному адресу проживала Тамара Сидоровна Рогоза, двадцати четырех лет, продавец магазина бакалейных товаров. Каких-либо материалов, компрометирующих ее, в управлении не имелось. Примерно два раза в неделю Панков посещал спецбиблиотеку при НИИ и читал техническую литературу, доступ к которой имеет ограниченный круг сотрудников. Но в этом не было ничего из ряда вон выходящего: с секретной литературой по мере необходимости знакомятся все сотрудники института, которые имеют на это право. Такое формальное право у Панкова было.
Но и Васильевский, и Сергеев, и генерал Покрышев прекрасно понимали: если не Панков (вдруг он все же струсил), так американская разведка будет выходить на связь. Ведь Панков дал ей письменное согласие о сотрудничестве. А уж ЦРУ своего не упустит. Скорее всего, Панков, в соответствии с полученными инструкциями, выжидал и осматривался. Контакт должен был быть!
5 сентября в 17.50 Васильевскому позвонил руководитель подразделения, ведущего контроль за Панковым, и сообщил, что Панков пересек Садовую улицу и, проходя мимо углового дома, махнул по стене рукой. В этом месте на стене осталась четко различимая со значительного расстояния белая линия.