Григорий Павлович пошел в город, а Чукрин зашел в магазин. Там было пусто: ни покупателей, ни хозяина.
На громкое приветствие Чукрина владелец магазинчика вышел из жилого помещения.
— Здоровеньки булы, — обрадовался Яша Фишман своему знакомому.
— Как живешь, старина? — балагурил Валерий. — Небось все тоскуешь по Одессе?
— Как не тосковать? Родился и вырос на Дерибасовской, а когда перевалило уже за пятьдесят — явился черт в червонной свитке, подхватил, покружил по свету и бросил в этот каменный мешок. Хорошо, недалеко от моря.
Валерий положил на прилавок сумку, в которой были бутылка украинской «Перцовки», баночка икры, пять пачек столичных сигарет и коробка шоколадных конфет.
Лавочка торговала всякой ерундой: джинсами, кофточками, косынками, очками, зонтиками, зажигалками, авторучками, жевательной резинкой, дешевыми часами и браслетами. Но когда попадался нужный покупатель, Яша мог достать любой товар, даже японский телевизор, видеомагнитофон и кассеты с записями фильмов западного производства. «Яша все может», — говорили о нем.
— Все подошло жене и дочке? — поинтересовался Яша.
— Конечно. Что за вопрос...
— Фирма, — сказал Яша. — Женщины — народ капризный. Не всегда угодишь.
— Это правда, старина. Моя как увидит в городе новинку, так сразу заказ. А на какие? Вот и выкручиваюсь, — жаловался Чукрин.
— Правильно делает. Живем-то один раз, — Яша похлопал собеседника по плечу. — Что будешь брать?
— Моменто. Вот списочек, — Валерий достал из кармана бумажку. — Значит так — джинсы. Очень ходовой товар. Туфли — белые лодочки на высоком каблуке, кое-что дочке.
Заказов было много, а иностранной валюты мало. Выложив все наличные, Чукрин вздохнул и повинно склонил голову. Яша, пересчитав деньги, задумался.
Чукрин выложил на прилавок из сумки все принесенное, но, как видно, и этого было мало.
— Может, у тебя есть рубли? — спросил Яша.
Валерий с опаской оглянулся, пошарил по карманам, и невольно улыбнулся, увидев свое сконфуженное лицо в зеркальной двери за прилавком.
— Берет не возьмешь? Французский...
— Нет, нет... — отказался Валерий.
— Для члена партии лучше, конечно, рабочую кепку, — усмехнулся Яша.
— А я — беспартийный.
— Тогда бери все, что отобрал. Расплатишься в следующий раз. Только крупными купюрами — пятьдесят, сто...
В это время в магазин зашел Григорий Павлович, Яша замолчал.
Валерий схватил свертки, и они вышли из магазина. Какая-то пара, стоявшая у входа, двинулась за ними. Григорию Павловичу неудобно было часто оглядываться, но его разбирало любопытство: случайно или нет идут за ними? Зачем?
Они еще походили по городу, и все время эти люди их провожали. Подойдя к стоянке «Бейсуга», врач оглянулся и встретился глазами с женщиной.
Перед швартовкой вернувшегося из рейса «Бейсуга» в порту Новочерноморска Чукрин забежал в каюту к врачу и пожаловался на учащенное сердцебиение. Врач послушал его, измерил давление и сказал, что ничего страшного.
— Волнение перед встречей с женой, — поставил он диагноз.
— Григорий Павлович, можно один вопрос прояснить? — спросил Чукрин.
— Слушаю.
— Ну был я там у Яши, кое-что прикупил. Так, по мелочи, для жены и дочки. Приятель просил привезти японские кассеты...
Просьбу он давно обдумал, но, увидев закаменевшее лицо врача, заколебался. Записать все в свою декларацию он опасался. Скрыть — таможенники обнаружат и передадут в пароходство...
— Григорий Павлович, может, выручите, запишете что-нибудь на себя?
— Сам дошел до этого или с кем советовался?
Ответить Валерий не успел: в каюту зашел первый помощник капитана. Чукрин что-то сказал невпопад, как бы заканчивая разговор, и попятился к двери.
Как-то раньше Григорий Павлович не обращал особого внимания на радиста. Рано располневший, с длинными патлами, свисающими ниже воротника форменной куртки, в потертых джинсах. Врачу не нравились его постоянные разговоры о вещах и жадность, с которой тот ел и пил в камбузе, но ничего криминального вроде бы в этом не было.
И все-таки Григорий Павлович решил сказать капитану о странной просьбе радиста. Поднялся в рубку, но капитан стоял рядом со штурвальным, и врачу не удалось с ним переговорить.
Когда Григорий Павлович возвращался в свою каюту, таможенный досмотр уже закончился и Валерий с сияющим лицом прошмыгнул мимо него.
Перед уходом в рейс Чукрин зашел в бар к знакомому бармену Эдику. Эдик налил ему рюмку дешевого коньяку. Валера выпил с видом знатока, попросил сигарету. Бармен, как иллюзионист, чуть ли не в воздухе поймал сигарету и высек огонь наимоднейшей зажигалкой.
Из последнего рейса Валерий привез ему две кассеты с записью порнографического видеофильма западногерманского производства.
— Сколько? — спросил бармен.
— По дешевке отдаю. Семь.
Бармен отсчитал семьсот рублей и сказал:
— С процентами заплачу за ковбойский боевик.
— Клади задаток, — протянул руку Валера, — только сотенными.
Бармен отсчитал три сотни и налил ему еще коньяку. По случаю состоявшейся сделки Чукрину пришла в голову мысль попросить у бармена тридцать-сорок баночек икры, на которой можно хорошо подзаработать у Яши. Когда он сказал об этом Эдику, тот поинтересовался, что будет иметь от этого мероприятия.
— Это, считай, чистых сто долларов. — Валерий значительно занизил предполагаемую выручку. — Половина — твои. Заказывай, что надо.
— О’кей! — сказал бармен. — Зайдешь перед отходом. Товар приготовлю. Тогда и договоримся.
Чукрин пошатываясь направился к выходу.
«Бейсуг» ушел в рейс, а через день теплоход «Амалия» под панамским флагом пришвартовался в Новочерноморском порту.
Теплоход этот довольно часто приходил в Новочерноморск. В один из его приходов Нина познакомилась с итальянским моряком Марчелло Рамони, который плавал на нем.
И на этот раз Марчелло позвонил Нине. Они встретились и долго гуляли в приморском парке.
Нина устала и предложила пойти в кино. Марчелло ни разу не был в нашем кинотеатре и не видел ни одного советского фильма.
Вспыхнул экран, побежали первые кадры. В фильме рассказывалось о жесточайших боях западнее Сталинграда зимою 1942 года. Нина почти не переводила ему текст, и смысл фильма не дошел до Рамони.
Когда они вышли из душного кинотеатра на улицу, Марчелло некоторое время молчал, а потом спросил у Нины, не видела ли она итальянский фильм, название которого на русский язык можно перевести в нескольких вариантах, но наиболее правильный из них — «Грязный мир».
— О чем это? — поинтересовалась Нина.
— О том, что цивилизация ничем не отличается от дикости. Чем выше цивилизация, тем больше звереет человек. Наш постановщик очень хорошо показал, что человек кровожаден, уродлив и прожорлив.
— Глупость какая, — начала было Нина, но Марчелло перебил ее. Он утверждал, что для того, чтобы держать в руках звереющего человека, в государстве нужна сильная личность, каким был Муссолини.
— У вас много говорят о войне и показывают фильмы, в которых слишком много убивают. А нужно показывать развлекательные фильмы, чтобы люди наслаждались ими.
Нине не хотелось с ним спорить, и она перевела разговор на другую тему:
— Мы встречаемся не первый раз. А я так мало знаю о тебе. Расскажи мне, отчего умерла твоя жена.
— Жена моя погибла в автомобильной катастрофе, — с раздражением сказал Марчелло, — а о дочери я тебе говорил. Что еще?
Он надолго замолчал, а потом вдруг заговорил о том, как переправить чемоданы с приданым Нины в Италию, чтобы избежать таможенных формальностей.
Нина засмеялась, но тут же спохватилась — а вдруг это предложение по-итальянски. Весь дальнейший разговор свелся к итальянским свадебным обрядам.
— А церковь у вас есть? — поинтересовался Марчелло.
— Конечно, есть, — сказала Нина, ожидая, что дальше он заговорит о венчании.