— Выходит, во всей Италии невесту себе не нашел?
— По-моему, жених себе на уме, — усмехнулся полковник.
…Вскоре после свадебного путешествия в Италию, Нина пришла на борту той же «Амалии» вместе с мужем в Новочерноморск.
Встретили ее без оркестра. Родители, конечно, обрадовались, а больше никому до нее не было дела.
Она забрела в бар к Эдику. Как обычно, уселась у стойки и в ожидании, пока бармен подойдет к ней, закурила.
— Что призадумалась, синьора Рамони? — наливая ей коньяку, спросил Вартанов.
Нина выпила залпом, откусила конфету и, закуривая, попросила еще. На этот раз она не торопилась, грела рюмку в руке.
— Ну как там? — поинтересовался бармен.
— Римского папу не видела, а Муссолини давно уже сгнил.
— Что ты такая?
— Какая? — Нина повертелась перед ним.
— Экстра-класс, — польстил ей бармен. — А где же твой? — поинтересовался Эдик.
Нина пьянела, и язык у нее развязался.
— А что ты хочешь от Марчелло? — добивалась Нина.
— Мужской разговор, синьора. Мужской…
…На следующий день в ресторан «Бригантина» Нина пришла вместе с Марчелло. Их встретил Эдик, заказавший богатый стол. Их не надо было знакомить. Они понимающе переглянулись, пожали друг другу руки, но сделали вид, будто видятся впервые. За столом некоторое время шел разговор о макаронах, современных ритмах, водке, джинсах, к которым испытывал пристрастие не только бармен, но и Марчелло.
Они быстро с помощью Нины договорились о крупной сделке: Марчелло привозит двести-триста джинсов, которые Эдик купит у него.
Генерал и полковник еще раз проехали по маршруту передвижения помощников военных атташе, проработали различные версии, связанные с фотографированием улицы, на которой ничего примечательного не было. С житейских позиций все выглядело просто: увидели на улице дома своеобразной архитектуры, утопающие в зелени, и решили запечатлеть на пленку. Но контрразведчики понимали, что это не ответ.
— Строители и топографы привязывают на местности не только реки, горы, дороги и населенные пункты, отдельные строения и даже деревья. А потом все это переносят на карту, определяя предельно точно их координаты, — сказал генерал. — Как бы не пришлось, Николай Васильевич, нам перебирать всех жителей этой улицы.
Николай Васильевич назвал несколько лиц, занимавшихся контрабандой, липнувших к иностранным морякам, однако все они были не с той улицы.
— На улице проживают моряки, но они, за исключением, пожалуй, одного разгильдяя, люди порядочные и не вызывают никаких сомнений.
— Но один есть?
— Капитан хочет списать его.
— Вот и присмотритесь к нему повнимательнее, — сказал генерал.
Вместо Нины в интерклубе временно работала студентка Оксана Шепелюк, проходившая языковую практику в своем родном городе. Она привела в бар «Бригантины» группу иностранных моряков.
— Умничка, — похвалил ее бармен. — Кое-что переняла у своей предшественницы. Объяви им, что есть замечательный кубанский коньяк «Большой приз».
Оксана не стала рекламировать коньяк, зная, что моряки лучше ее разбираются в напитках.
— Переходи на работу в «Бригантину» метрдотелем, пока есть вакантное место. Требуется толмач. Могу рекомендовать.
— После окончания института, может быть, а сейчас мне нужна справка о прохождении практики.
— Подумаешь, проблема общего рынка… Моя тетя — Роза Наумовна, начальница, корчмы — маг! С неба звезды снимает, а справку…
Оксана сказала ему, что приехала не за бумажкой, а на языковую практику и потом батя не позволит ей работать в ресторане.
— Он что у тебя — из вечно вчерашних?
— Он у меня бригадир докеров! — с гордостью сказала Оксана.
— Значит, ты наследница того самого Шепелюка. Приятная неожиданность, — паясничал Эдик. Он услышал имя человека, который мог ему пригодиться, и решил поволочиться за Оксаной, чтобы через нее проложить дорогу в бригаду Шепелюка.
— Все делается до распределения, — поучал ее Эдик. — Два-три года надо отработать, а доходное место ждать не будет.
— Это меня не страшит. Найду работу. Мечта родителей, чтобы я стала учительницей.
— Экзотично. Боишься разочаровать грозного предка?
Оксана покачала головой. Отец ее любил по-настоящему. Никогда не заставлял сидеть за учебниками, не ругал за отметки, ничего ей не запрещал, она сама знала, что можно и что нельзя.