Однако предложение это удивило руководство. Формировать бригаду из необученных, необстрелянных и непроверенных людей в тылу врага было по крайней мере наивно. В первом же бою она была бы разгромлена противником. Поэтому решили создавать не бригаду, а небольшой хорошо вооруженный отряд и для начала направить Остапу двух оперативных работников и комиссара. Степана отправить в тыл с рацией первым. Встретившись с Остапом, он сообщит координаты базы и места, куда можно будет затем сбросить людей и грузы.
Поздно вечером лейтенант государственной безопасности Балашов, срочно вызванный из командировки, входил в большой дом на Лубянке.
— А-а-а, явился? Хорошо! Ну, как там дела? — спросил начальник отдела, выходя из-за стола ему навстречу.
Дела налаживаются, товарищ комиссар.
— Ну, добро. Подробности после. Садись.
Они закурили.
— Так вот, — продолжал начальник отдела, — настойчивая твоя просьба удовлетворена: летишь к Остапу комиссаром отряда. Как, доволен?
— Нашелся?! Как он там?
— Трудновато. Надо помочь. Но условия для работы хорошие, людей много.
Начальник отдела коротко рассказал о прибытии радиста, о мерах, принятых по отчету Остапа. Лейтенант Балашов жадно слушал. Он был рад, что его старый университетский друг жив.
— Он тебе, брат, привет прислал. Благодарит, что заботишься о семье.
Лейтенант удивленно посмотрел на начальника отдела, подался вперед.
— Простите, товарищ комиссар, о чьей семье вы говорите?
— О семье Остапа, конечно. Что с тобой? — спросил начальник, видя, как лейтенант изменился в лице и насторожился.
— Товарищ комиссар, а где доклад Остапа?
— Вот копия.
— А оригинал? Это очень важно!
— Да что с тобой?
Потом, потом, скорее!
— Оригинал у меня, — сказал присутствовавший здесь же капитан Сазонов. — Пойдем!
Они вышли.
Лейтенант Балашов разложил листки отчета Остапа на столе, принялся внимательно их рассматривать. Потом, начертив квадрат, разделил его на клетки, вписал в клетки буквы и цифры, стал быстро писать на отдельном листе бумаги слова. Он впился взглядом в написанный текст.
— Что там? — тревожно спросил Сазонов.
— Где Степан?
— Уехал на аэродром. Сегодня ночью он возвращается к Остапу.
Балашов побледнел.
— Немедленно задержать вылет! Звоните на аэродром!
«Дуглас» благополучно пересек линию фронта и уже подлетал к месту выброски, когда стрелок-радист принял радиограмму: «Выброску пассажира запрещаю. Повторяю: выброску пассажира запрещаю. Возвращайтесь домой». Видавший виды командир экипажа, получив такое приказание, решил лететь по отлогой дуге, чтобы пассажир не заметил разворота самолета. Но уловка летчика не ускользнула от внимания Степана: во время полета он часто посматривал то на часы, то на компас. Заметив, что курс самолета изменился, он открыл дверь в кабину летчиков.
— Эй, ребята, почему развернулись?
Командир ответил:
— Беда, парень! Серьезные неполадки в моторе. Слышишь, как барахлит? Дальше не полетим. Надо возвращаться!
Степан глянул на часы, пожал плечами.
— Странно. По времени должны были подлетать к месту! Зачем же возвращаться?
— Да ты что? Все время шли против ветра. Нет, еще далеко! — сказал командир, внимательно всматриваясь в приборы.
Степан нахмурился.
— Тогда сбросьте меня здесь! Я пешком доберусь до базы!
— Что ты болтаешь? Не имею права рисковать! Мне за тебя дома голову оторвут! Ведь еще далеко от вашего квадрата!
Степан молча закрыл дверь. Летчик вслед за ним вышел из кабины и увидел, что Степан открывает боковой люк.
— Эй, что ты делаешь? Отойди от люка! — крикнул он и кинулся к радисту.
— Стой! — Степан выхватил пистолет. — Я не могу возвращаться, понимаешь? Здесь меня ждет мой раненый командир!
— Брось дурить! Отойди от люка!
— Назад, говорю, или стреляю!
— Идиот! Брось дурить!
— Руки! Подними руки!
Летчик поднял руки, остановился. Степан открыл люк. Держась левой рукой за кольцо парашюта, он спиной шагнул за люк и, как-то неуклюже задрав ноги, вывалился из самолета.
Вокруг «Дугласа» затанцевали вспышки разрывов — он уже летел над линией фронта. Прямо по курсу горело зарево восхода.