Я сидел в приемной и ждал очереди. Наконец я вошел, и начальник вежливо предложил мне сесть. Он протянул мне конверт, в верхнем правом углу которого было написано:
«Вскрыть в присутствии Абеля Р. И.».
Я возвратил ему конверт, он его вскрыл и вынул второй; посмотрев на него, он передал его мне. На втором было написано:
«После прочтения уничтожить».
Я снова вернул конверт, и начальник вскрыл его. Он вынул сложенный лист бумаги, взглянул на него и передал мне.
Письмо было от адвоката Донована. Он писал, что собирается поехать в восточный Берлин в качестве неофициального представителя правительства США для ведения переговоров об обмене и просил меня написать письмо жене, объясняющее цель его поездки, с просьбой обеспечить ему соответствующий прием со стороны представителей советского посольства.
Я сказал начальнику, что напишу соответствующее письмо, и мы договорились, что в обеденный перерыв я ему передам свое послание. Это письмо было доставлено жене в рекордно короткое время — два-три дня против обычных тридцати дней. Вскоре я получил ответ, что жена предпримет нужные меры.
Машина закрутилась!
Я хотя и был голоден, но спал в берлинской тюрьме относительно хорошо. Это было понятно, потому что в самолете спать не пришлось. Утром, в шесть часов, меня разбудили, принесли одежду и «завтрак», вполне соответствующий по своим качествам ужину. Я его тоже не стал есть.
Пришел Донован. Он мне рассказал, что находится в Берлине уже несколько дней, что он вел переговоры с представителями советского посольства в восточном Берлине и в результате этого через час или около того будет произведен обмен.
— Это произойдет на стыке зон США и СССР около Потсдама. Я поеду вперед, а вас привезут следом.
Он мне рассказал о своем намерении написать книгу с моем процессе и последующих событиях.
Вид у него был утомленный, но он был очень доволен результатом своей деятельности.
Подошли другие американцы, в том числе Уилкинсон. Донован ушел вместе с ним, а меня вывели под конвоем двух гигантов. В машине со мной сидели мои «телохранители» и еще один человек из числа прилетевших вместе со мною из США.
Ехали сперва по городу, затем за городом.
Приехавший со мною из США чиновник повторил вопрос, который он задавал мне раньше в самолете:
— Вы не опасаетесь, полковник, что вас сошлют в Сибирь?
Я рассмеялся.
— Зачем? — ответил я. — Моя совесть чиста. Мне нечего бояться.
— Подумайте, еще не поздно! — продолжал он.
Я улыбнулся опять и отвернулся.
Машина замедлила скорость. Дорога спускалась. С левой стороны появилась ограда из колючей проволоки.
— Стена, — заметил один из американцев.
За оградой стояли двое военных в незнакомой мне форме и рассматривали нас в бинокли.
— Смотри! Они обзавелись биноклями, — сказал другой американец и добавил несколько ругательств по адресу охраны ГДР.
Мне стало смешно, и я решил над ними подшутить:
— Совсем как в пригородах Нью-Йорка за соседями подглядывают.
Стрела попала в цель, и они смущенно улыбнулись.
— Язык у вас острый, — сказал американец из Нью-Йорка.
Дорога шла под уклон, впереди была видна вода и большой железный мост. Недалеко от шлагбаума машина остановилась. У входа на мост большая доска оповещала на английском, немецком и русском языках:
«Вы выезжаете из американской зоны».
Приехали!
Мы постояли несколько минут. Кто-то из американцев вышел, подошел к барьеру и обменялся несколькими словами с человеком, стоявшим там. Еще несколько минут ожидания. Нам дали сигнал приблизиться. Мы вышли из машины, и тут обнаружилось, что вместо двух небольших сумок с моими вещами захватили только одну — с бритвенными принадлежностями. Вторая, с письмами и судебными делами, осталась у американцев. Я запротестовал. Мне обещали их передать. Я их получил месяц спустя!
Неторопливыми шагами мы прошли шлагбаум и по легкому подъему моста приблизились к середине. Там уже стояло несколько человек. Я узнал Уилкинсона и Донована. С другой стороны также стояло несколько человек. Одного я узнал — старый товарищ по работе. Между двумя мужчинами стоял молодой высокий мужчина — Пауэрс.
Представитель СССР громко произнес по-русски и по-английски — «Обмен!». Уилкинсон вынул из портфеля какой-то документ, подписал его и передал мне. Быстро прочел — он свидетельствовал о моем освобождении и был подписан президентом Джоном Ф. Кеннеди! Я пожал руку Уилкинсону, попрощался с Донованом и пошел к своим товарищам. Перешел белую черту границы двух вон. и меня обняли товарищи. Вместе мы пошли к советскому концу моста, сели в машины и спустя некоторое время подъехали к небольшому дому, где меня ожидали жена и дочь.