Газа опустился на насыпь. Вслед за ним спрыгнули еще несколько бойцов. Они подошли к дымящейся груде развороченного металла. Ну а где же парозозная бригада? Или хотя бы машинист? Ведь кто-то вел этот паровоз?
— Понятно! — сказал комиссар. — Дали паровозу ход, а сами выпрыгнули… Готовили нам ловушку…
Шипели залитые водой угли. Иван Газа носком сапога ковырнул какой-то предмет. Уж не револьвер ли это? Так и есть! Осторожно, боясь обжечься, комиссар поднял еще теплый, полуобгоревший маузер. На револьвере была какая-то надпись. С трудом разбирая почерневшие буквы, Иван Газа медленно прочел гравировку.
— Это личное оружие чекиста Николая Микулина, — сказал комиссар. — Он был награжден за храбрость в бою…
— А как же попало оно на паровоз? — удивился машинист бронепоезда. — Ведь он же шел оттуда…
Комиссар пожал плечами. Откуда он мог знать, что произошло с этим неизвестным ему чекистом…
А с Николаем Микулиным произошла беда. Когда Юденич взял Ямбург, молодой чекист остался в захваченном городе. По заданию руководства он должен был вести здесь подпольную работу — собирать разведывательные данные, поддерживать местных большевиков, готовить верных людей к предстоящему контрнаступлению Красной Армии.
Николаю удалось установить нужные связи, завоевать доверие железнодорожников. В Петроград, на Гороховую, стали пробираться связные из Ямбурга: они несли сведения о передвижениях белых войск, о паровозах и вагонах, об артиллерийских батареях и складах.
Знали Микулина под кличкой Племянник. Лишь руководителю местной партячейки было известно его настоящее имя. Конспирация казалась надежной. И все же нашелся предатель, выдавший чекиста белым контрразведчикам.
Николай сразу почувствовал их внимание к своей особе. И догадался, почему не взяли его сразу: белые хотели выявить все его знакомства.
Племянник решил уйти из Ямбурга: пользы он принести больше не мог. Надо было только повидать одного человека, передать ему кое-какие материалы.
Приняв все меры предосторожности, он отправился по нужному адресу. На железнодорожных путях, возле депо, его схватили. Чекист рванулся, но два дюжих офицера повисли на нем, заломив назад руки. Подбежал штабс-капитан, начальник контрразведки дивизии.
— Попался, большевик! Держите его крепче! Сейчас я ему развяжу язык…
Глаза у штабс-капитана были бешеные, рука судорожно расстегивала кобуру.
— Заткнись, контра! — спокойно сказал Николай и плюнул ему в лицо. — Ничего от меня не услышишь…
Изловчившись, он попытался вырваться и ударил штабс-капитана ногой. Тот скорчился от боли, захрипел. И тогда офицер, стоявший сзади, ударил прикладом в висок. Брызнула кровь, чекист свалился на землю.
Штабс-капитан подошел, пнул его носком сапога.
— Некогда с ним возиться, — небрежно процедил он и отвернулся, раздосадованный неудачей.
— А куда его?
— К большевикам отправим…
— Как это?
— Очень просто. Вот этот паровоз пойдет сейчас навстречу красному бронепоезду — пусть поцелуются на путях… Забросьте большевика в будку. А чтобы не озяб — суньте в топку…
Офицеры захохотали.
Остальное мы уже знаем.
У Юлиуса Фучика есть определение героизма. «Герой, — писал Фучик, — это человек, который в решительный момент делает то, что нужно делать в интересах человеческого общества»..
Слова эти как нельзя лучше подходят к Николаю Микулину. Вся его короткая жизнь была решительным моментом, и прожил ее он как герой.
Леонид Дмитриев
КОНЕЦ ЛЕНЬКИ ПАНТЕЛЕЕВА
Петроград, начало двадцатых годов. Страна наша залечивает тяжелые раны, нанесенные войной и разрухой. Вводится новая экономическая политика.
Живым напоминанием о сложном и незабываемом том периоде служат мне пожелтевшие газетные вырезки. С них, пожалуй, и начну, сохраняя стиль и языковые обороты тогдашних петроградских репортеров.
Итак, немного уголовной хроники.
30 сентября 1922 года «Красная газета» опубликовала в своем вечернем выпуске сообщение о поимке бандита Леньки Пантелеева, известного главным образом под кличкой Ленька Фартовый.
«Шайка, — писала газета, — организовалась в июле этого года. Кроме Пантелеева в нее входили Варшулевич, Гавриков, Белов и другие бандиты. За короткое время шайка успела совершить целый ряд ограблений — меховщика Богачева, вооруженное ограбление в Толмазовом переулке, налет на квартиру гостинодворца Аникеева и другие. Не брезговала шайка также и мелкими ограблениями — грабила выходивших из игорных домов игроков, раздевала прохожих на улицах. Во время преследования бандита Пантелеева последний, пробегая мимо Госбанка, стреляет в пытавшегося задержать его начальника охраны банка и убивает его».
Сенсационное сообщение об аресте Леньки Пантелеева было встречено в городе с радостью. Вскоре «Красная газета» известила своих читателей и об окончании следствия по делу пантелеевской шайки и о назначении судебного разбирательства в ревтрибунале. Всеобщий интерес к предстоящему процессу, естественно, был огромный.
11 ноября 1922 года в газетах появляется первый отчет из зала суда:
«Главари шайки Пантелеев, Белов и Гавриков признают себя виновными во всех инкриминируемых им преступлениях и лишь отрицают вооруженное сопротивление при аресте. Остальные подсудимые если и признают себя виновными, то лишь отчасти. Один вместо обвинения в наводе — признает себя виновным в недоносительстве, другой вместо укрывательства — в продаже награбленных вещей и т. д.
Ни внешний вид, ни ответы и объяснения Пантелеева не производят отрицательного впечатления. Рабочий петроградских типографий Пантелеев за свою жизнь ни разу не судился и вел честный образ жизни. Как только была образована Красная Армия, Пантелеев поступает добровольцем и отправляется на Нарвский фронт. Тут он попадает в плен, где, однако, пребывает недолго, то есть бежит и снова поступает в ряды армии. По демобилизации он поступает на службу в ЧК. В 1921 году его по подозрению в налете арестовывают, но за недоказанностью обвинения выпускают. На службу ему обратно попасть не удается, и в компании с рецидивистом Беловым он шаг за шагом из честного человека превращается в настоящего налетчика».
В печати того времени еще подвизались журналисты, питавшие необъяснимое пристрастие ко всяческой «клюкве». Немало ее и в отчете о первом дне суда.
«Пантелееву не везло, — утверждает судебный репортер «Красной газеты». — Ни одна добыча с дела его не удовлетворяла, а если в налете на квартиру доктора Левина и удалось забрать вещей на крупную сумму, то наводчик на дело, племянник доктора, надувает его и Белова и берет себе большую часть награбленного. Кроме того, Пантелееву постоянно приходится «мазать» случайных и неслучайных компаньонов. То его задерживают и ему приходится давать взятки за освобождение, то, дав для продажи награбленные бриллианты, он грошами получает их стоимость от комиссионеров-продавцов. Свыше пяти месяцев ему приходилась скрываться, и это тоже обходилось недешево — конспирация чересчур дорого оплачивалась».
Вряд ли есть нужда и дальше цитировать этот отчет, написанный едва ли не с сочувствием к матерому бандиту. Важно другое: наконец-то знаменитого Леньку Фартового удалось поймать и он предстал, перед трибуналом в ожидании заслуженного наказания.
Но дальше случилось неожиданное. Вместо сообщения о втором дне судебного разбирательства петроградские газеты вышли с заметками, в которых сообщалось о побеге бандита из тюрьмы.
«Несмотря на усиленные меры по охране Пантелеева и Гаврикова, оба они с двумя другими бандитами бежали из третьего исправдома, где содержались. Бегство произошло в ночь с десятого на одиннадцатое ноября. В момент бегства по всей тюрьме погасло электричество. Невзирая на то, что во всех четырех галереях дежурили постовые, преступники по винтовой лестнице спустились с четвертого этажа и по коридору прошли через главный пост. Дальше они, пройдя комнату для свиданий, никем не замеченные, разбили стекло в окошке и пробрались во двор, а затем через двухсаженной высоты забор благополучно выбрались на улицу и скрылись. Есть основание предполагать, что бегство преступников не обошлось без помощи кое-кого из друзей, находящихся на свободе».