Случай был для нас, чекистов Второй бригады, исключительный. Мы решили двоих из перешедших на нашу сторону людей направить обратно к немцам; там они должны были сказать, что чудом спаслись от партизан. Оба получили задания. В дальнейшем события сложились так, что встретились мы с ними не скоро. Лишь в марте 1943 года во время боев в районе озера Сево мне сообщили, что на нашу сторону перешла группа карателей. Я поехал туда, где их разместили, и вдруг слышу: «Товарищ командир, ваше задание выполнено!» Смотрю — а это один из тех двоих, бывший лейтенант Овчинников. Вернулся он к партизанам, привел с собой целую группу с оружием, боеприпасами и двумя ручными пулеметами и вдобавок принес ценные сведения.
Приятно было убедиться, что решение, принятое, нами в Ухошинском лесу, принесло пользу. Разложение среди карателей, подготовка их к переходу на нашу сторону — это была для нас очень важная работа.
Но если мы старались направлять в немецкие подразделения своих людей, то и немцы неоднократно засылали к нам лазутчиков. Нужна была бдительность.
Однажды к нам пришла девушка, рассказала, что бежала из Риги, меняла вещи на продукты, а теперь надумала уйти к партизанам. Мы послали своих разведчиц, чтобы проверить ее показания. Все как будто бы совпадало. Но вот пришел к нам Овчинников и сразу узнал эту девушку: она, оказывается, служила у немцев. Уличенная во лжи, девушка призналась, что немцы заслали ее к партизанам для разведки.
Наши люди были устойчивыми и принципиальными, героически сражались с врагом. Но в общую массу партизан проникали и отдельные нечестные люди, шкурники. Помню случай, когда три партизана, вернувшись с задания, доложили, что подорвали эшелон с танками. При проверке оказалось: «подорвали» они стог сена, к тому же украли обмундирование у своих. Мы выстроили отряд и поставили их перед строем. Спросили: что будем делать? Вышел вперед старик партизан и выразил единодушное мнение: расстрелять. Так мы и поступили с этими людьми, пытавшимися запятнать партизанскую честь.
Нашей бригаде поступил приказ — двигаться на север в район Псков — Гдов — Ляды — Плюсса. Позади нас должна была идти бригада Карицкого. У нас около двух с половиной тысяч бойцов, у Карицкого свыше тысячи, — как пройти незамеченными? Этим занялось командование. А мы, чекисты, старались в каждом населенном пункте оставлять своих людей, с которыми можно поддерживать связь. Для этого требовалось наладить порядок связи, обусловить явки, пароли, тайники. Но как все это запомнить, не перепутать? Мы всегда на марше, документы могут храниться только в сумке, но и это опасно: был уже трагический случай, когда в одном из полков погиб человек — чекист, и сумка с документами досталась врагу. Стало быть, все наши связи, фамилии, названия деревень и пароли следовало зашифровать. А как? Кто нас этому учил? Никто.
Пришлось самим вырабатывать шифр. Что называется— и смех и горе… Использован был весь «опыт», почерпнутый когда-то, еще в детстве, при чтении приключенческой литературы. Теперь забавно вспомнить об этом, а тогда было не до шуток: в случае провала мы рисковали жизнью наших связных, патриотов, остающихся в тылу у врага для опасной и важной работы. К счастью, провала не произошло, наша «система» шифровки полностью себя оправдала.
При помощи наших связных мы получали сведения о предателях, активно действовавших на территории, оккупированной врагом. Не многим из них удалось уйти от возмездия. Помню, уже в 1945 году мы захватили в Ленинграде бывшего начальника порховской полиции Виктора Розова, известного своими зверствами над мирным населением. Сменив фамилию, Розов завербовался на работу в Петрозаводск. Затем приехал по делам в Ленинград и был нами обнаружен.
Агент абвера, начальник псковской полиции Герасимович тоже не избежал наказания. Сведения о нем были собраны нами еще во время партизанских действий. Эти сведения и помогли в дальнейшем разыскать предателя.
Как же собирались эти сведения? На марше, в постоянных перемещениях поддерживать связь было трудно. Помню, в районе деревни Шир был организован тайник, куда поступала информация о движении поездов на Ленинград. Бывало, отправишься к этому тайнику, а бригада в это время уходит в другое место. К тому времени бригада обосновалась в Сороковом Бору, в районе Гдова, тут был наш боевой район действий, тут нам предстояло создавать свое «хозяйство», наладить разведку. Очень осложняли нашу жизнь постоянные стычки с карателями. Лето 1943 года было тяжелым для нас, немцы не давали покоя, да и было из-за чего: бригада дважды за лето выводила из строя железную дорогу между Гдовом и станцией Ям.
Вот в это трудное лето в тайнике, куда прятала для нас сведения наша связная Зина, я нашел записку, в которой Зина сообщала, что никак не может пробраться к нам: кругом каратели, а важных сведений накопилось порядочно. Взяв трех бойцов, я пошел на связь к Зине. Идти надо было километров сорок. Поход был благополучным: Зина передала сведения о движении железнодорожных составов на Ленинград, о гарнизоне и списки служащих полиции. Правда, когда мы возвратились, нашей бригады на старом месте уже не было. Большого труда стоило ее найти.
В одной из волостей Лядского района помогал нам бывший учитель. Работая писарем в волостном управлении, он доставлял «аусвайсы». С этими немецкими документами мы послали двух связных во Псков, где они собрали ценные сведения.
Да, много было преданных, честных работников, незаметно, но с постоянным риском для жизни делавших свое дело. Особую роль сыграли в то время наши отважные девушки. О них хочется рассказать подробнее.
Разными, порой неожиданными путями приходили они к нам. Удивительна и трагична история Ани Григорьевой. В то время мы находились еще в отряде Объедкова. Однажды разведчики привели к нам в штаб молодую женщину. В деревне, где ее захватили, местные жители сказали: «Что вы с ней возитесь, ее на виселицу надо». А женщина требовала, чтобы ее привели к начальнику особого отдела. Разведчики доставили ее ко мне. Что-то показалась она мне не похожей на немецкую разведчицу. Аня рассказала, что была радисткой в нашей разведгруппе, работавшей в районе Чихачева. Затем ей дали задание — внедриться в немецкие органы. Придумали «легенду» — бежала, дескать, от партизан к немцам. И Аня согласилась. Немцы приняли ее, тиснули в своей газетке «Рассказ партизанки», а затем увезли в Сольцы, где заставляли работать на станции радиоперехвата. Спустя некоторое время немцы послали ее к нам, чтобы устроилась радисткой и передавала им сведения о партизанских соединениях.
Аня осталась у нас. Неоднократно ходила на задания, всегда с успехом. В одном из боев в августе 1943 года, когда мы были в окружении под Гдовом, получила тяжелое ранение. Товарищи понесли ее на носилках, но она подорвала себя гранатой, чтобы никому не быть в тягость…
Нам часто приходилось рисковать, поручая важные задания малознакомым лицам. Как правило, мы не ошибались. Помню, приехал как-то в штаб Коля Захаров и просит дать ему толу: в село Сорокино прибыл немецкий батальон, снятый с фронта на отдых. Батальону дано задание по борьбе с партизанами. «Надо им устроить отдых», — сказал Коля. Наша разведчица сообщила ему, что в соседней деревне проживает родственница хозяйки дома, в котором разместился штаб батальона. Захаров пробрался к этой женщине, долго с ней говорил, и она согласилась выполнить наше поручение. Съездила в Сорокино, отвезла немцам две корзины, полные битых гусей. На дне одной из корзин лежала еще и взрывчатка. Одну корзину она отдала немецким штабистам, а вторую поставила в чулан, затем ушла в партизанскую бригаду вместе с хозяйкой дома, своей родственницей. Кислотный взрыватель маломагнитной мины сработал в полночь, от немецкого штаба осталось одно пепелище.
Во второй бригаде, постоянно менявшей свое место, разведчиц мы подбирали от случая к случаю. Позднее, в восьмой партизанской бригаде, мы занялись этим делом «по науке»: всем своим ребятам я поручил присмотреть в отрядах грамотных и боевых девушек, имеющих родственные связи в Пскове, Острове и Порхове.
И вот в особый отдел стали приходить девушки — одна красивее другой, молодые, задорные, бесстрашные, Беседуя с одной из них, узнаю, что она раз уже сослужила нам службу: это к ней, к Жене Шкаликовой, работавшей тогда кассиром банка в Пскове, ходили наши разведчицы с «аусвайсами», добытыми лядским учителем. Потом Женя убежала из Пскова, но там у нее мать, сестра, множество знакомых. Выросла она в Пскове, город знает как свои пять пальцев.