— А что, Женя, если поручим сходить в Псков?
Немного подумав, она дает согласие. Соглашается работать разведчицей и Тамара Бударина, смешливая, веселая девочка, только перед войной окончившая семь классов. В Пскове у нее мать и брат. К тому же Тамара немного говорит по-немецки. Но ребячества в ней хоть отбавляй. И хотя она заверяет: «Пойду, куда только пошлете», посылать ее нужно с кем-то более опытным.
Девушки эти совсем не подготовлены, что называется, «сырой материал», а одного горячего патриотизма маловато.
Договорились, что будем их обучать, создали две группы. В этой лесной партизанской школе наши девушки прошли в короткое время соответствующую подготовку. Но главное, конечно, было в отваге, смелости и находчивости, которые обнаружили девушки. Как много сделали они, эти вчерашние школьницы! И в каких трудных условиях!
Женя Шкаликова (ныне Евгения Тимофеевна Крутикова) оказалась человеком исключительного мужества. Много раз ходила она в Псков, установила там нужные связи. Женя раздобыла карту зенитной обороны Пскова, которой потом с успехом воспользовалась наша авиация. Через Женю Шкаликову, Тамару Бударину, Ольгу Хромичеву и Ольгу Воробьеву мы поддерживали связь с подпольными группами на псковском аэродроме, на бирже и в других городских учреждениях. Из данных, собранных бесстрашными разведчицами, нам стало известно о большом скоплении вражеской авиации под Псковом. Эти данные мы передали в Ленинград, а в ночь на 17 февраля 1944 года наша авиация разгромила это скопище вражеской техники.
В холод, в дождь, в слякоть ходили наши девушки на задания. Бывало, отправишь их — и не находишь покоя: сумеют ли, не попадутся ли? Зато сколько радости было, когда разведчицы возвращались! Тут уж и обед для них готовится специальный, и лучшее помещение. Были они всегда одеты и обуты, партизаны относились к ним с особым уважением. В редкие часы отдыха девушки устраивали танцы.
Самое светлое воспоминание осталось у меня об этих скромных труженицах войны.
…Это было еще в сентябре 1943 года. По приказу штаба партизанского движения из нашей Второй бригады были созданы четыре самостоятельные бригады. Мне приказали отправиться в бригаду, которой присвоен номер восемь. Находилась она где-то под Островом, в районе Пушкинских Гор.
Простившись с товарищами, мы тронулись к месту новой службы. Шли мы лесами и глухими проселками. По дороге, конечно, работали. Обнаружили многожильный кабель — вырезали пятьсот метров; увидели полевой провод — перерезали… И так везде, где только могли, вредили немцам.
У деревни Заходы Порховского района мы наткнулись на засаду власовцев. В перестрелке я был ранен, истекал кровью и пролежал в лесу двенадцать суток. Тут нам помогли старые наши связи: староста деревни Заледенье каждый день выносил к колодцу ведро вареной картошки, ночью мои товарищи забирали его, а к утру оно, уже пустое, опять стояло у колодца. Когда рана моя немного затянулась, мы опять пошли на юг…
Когда мы были уже под Псковом, узнаю, что в Стремутке находится штаб первой ударной бригады власовской армии. Командир ее — белогвардеец, генерал Иванов, начальник штаба — полковник Кримияди. В селе Шванибахово — штаб батальона под командованием какого-то графа Ламсдорфа. Половина батальона в селе Назимове.
Вот когда пригодились старые мои чекистские связи! В Мелеховской волости были наши люди: писарь Иван Иванович и учительница Тина. Через нашу разведчицу я вызвал Тину на свидание. Учительница обрадовалась, заплакала, ведь давным-давно не видела своих. Рассказала, что солдаты из Мелехова часто приходят на танцы в Назимово, что в гарнизоне есть у нее знакомый лейтенант, который с радостью ушел бы от немцев, да боится. В селе Шванибахово капитан Иван Касьянов также настроен против немцев.
По моему заданию Тина пошла к Касьянову и принесла от него письмо, в котором содержались сведения о вооружении батальона и другие данные. Писарь Иван Иванович сообщал мне, что делается в Назимове. Затем Тина уговорила лейтенанта встретиться со мной. В условленное время мы с ним увиделись. Это был молодой, крепкого сложения человек, общительный, веселый. Рассказал, что ищет случая, чтобы уйти и увести свой взвод. Солдаты ушли бы давно, но побаиваются неизвестности. Офицеры настроены по-разному.
Я поручил ему постепенно подготавливать солдат к переходу на нашу сторону, действуя осторожно, но настойчиво. На этом мы с ним расстались. Начало было неплохое, а в итоге на нашу сторону удалось перевести 150 солдат-власовцев.
Выступая перед ними, я сказал:
— Дорогие товарищи!.. — и вижу, что многие плачут. Спрашиваю: — Почему слезы?
Отвечают:
— Мы давно не слышали слова «товарищ»…
Я им разъяснил положение на фронтах, рассказал о наших задачах, ответил на вопросы. Объявил им, что двигаться будем на соединение с Восьмой партизанской бригадой, что выступаем на следующий день. А где она, моя бригада, в которую добираемся с такими приключениями, мне еще неизвестно.
На шоссе Порхов — Остров наш отряд заметил три немецкие крытые машины. «Ну, теперь самое время испытать бывших власовцев, — подумал я. — Как-то они поведут себя в бою?» Быстро установили пулеметы, приготовили гранаты. Человек десять открыто выходят на дорогу — все они в немецкой форме! Шофер первой машины остановился и не сразу разобрал, кто перед ним, а когда понял, было уже поздно. Нам удалось захватить машины, забрать пленных и немалое количество трофеев. Боеприпасы, продукты, офицерские чемоданы. Все, что нам было нужно, мы взяли, а машины сожгли. Затем быстро уходим. Один из бывших власовцев говорит:
— Ну вот, счет мы свой открыли…
Через несколько суток похода нам удалось наладить связь с бригадой. И вот под вечер часовой доложил: «Едет большая группа верховых в мохнатых шапках». Это были наши товарищи, среди них и Леонид Васильевич Цынченко, командир бригады.
В своих заметках я не упоминал о десятках мелких боев и стычек с противником, в которых чекисты участвовали с оружием в руках. Таких боев было множество. Случались и крупные операции. В январе 1944 года штаб бригады решил нанести массированные удары по коммуникациям врага. Мне с командиром второго полка Солодухой было поручено руководить операцией на станции Дуловка. Провели разведку. С наступлением темноты семьсот человек, в том числе и отряд из бывших власовцев, ворвались на станцию. Завязался жаркий бой. Одна группа поджигает эшелоны с кипами сена, другая взрывает паровозы, третья — железнодорожные стрелки, окружаем немецкие казармы и забрасываем их гранатами. Пытаемся взорвать водокачку. Шум, грохот, стрельба, дым и пламя поднимаются над эшелонами, обгорает сено, и… вот здорово! Под сеном на четырнадцати платформах оказались танки. Больше уж этим танкам не ходить в атаку на нашу пехоту!
Под утро по станции начинает бить немецкая артиллерия. Пусть бьет! Тут уже нами все сделано: магистраль Псков — Ленинград выведена из строя. В это же время идет бой на станции Черская, на разъезде Орлы; на станцию Брянчаниново напал капитан Раздуев, и везде с автоматом в руках бьются с врагом и наши товарищи чекисты.
И вот наконец великая радость: пришла разведка частей Красной Армии. Ликованию нашему нет предела, и мы, чекисты партизанских соединений, встретившись с людьми Большой земли, счастливы тем, что не зря нас посылали за линию фронта, — мы работали и воевали честно!
Михаил Николаев
НА СОЙКИНСКОМ ПОЛУОСТРОВЕ
Ленинградский фронт и блокированный город ежедневно и ежечасно нуждались в точных сведениях о силе врага и его замыслах. И эту задачу познания тайн противника наряду с армейской разведкой решали органы военной контрразведки Ленинградского фронта и Ленинградского управления госбезопасности — их сотрудники, разведчики, — люди беззаветно преданные Коммунистической партии и своему народу, смелые и решительные, готовые к самопожертвованию во имя Родины.
Если взглянуть на карту Ленинградской области, то в ее западной части можно увидеть, как Финский залив становится все шире, постепенно превращаясь в море.