Пирс Энтони
Том 2
ЧЕЛАНДР
ЧЕЛАНДР[1]
В Последней войне осталось мало выживших… как раз столько, чтобы продолжать ее бесконечно!
I
Оно долго не переставало стонать. Оно — изломанная масса расколотых костей, сочившаяся кровью и мозгами, спутанные пряди светлых, почти человеческих волос. Но Билл Джексон продолжал бить, ломать, кричать. Кричать непрерывно, на одной ноте, до тех пор, пока не выбился из сил.
Медленно наступило отрезвление.
Тони Бейкера, бывшего капитана ВВС США, Техасский корпус, стошнило. Сейчас, он, изнуренный и трясущийся, приходил в себя. Второй мужчина медленно поднялся с колен, пытаясь унять дрожь в окровавленных руках. Безумное выражение его лица сменилось на осознанное. Потом его тоже вырвало.
Не сказав ни слова, они принесли бензин, взятый из разбитого самолета, сине-серебристого «Скаутера» S-195. Вылили на остатки последнего андроида. Молча, дрожащими руками, Билл Джексон чиркнул спичкой и бросил вспыхнувший огонь на землю. Защищая лица от жара, вспыхнувшего с ревом огня, они подняли руки и отступили. Они смотрели.
Посреди пламени что-то пошевелилось.
Тони Бейкер зажал рот и отвернулся. За его спиной медленно поднималась рука, совсем как человеческая. Прозвучал последний, агонизирующий стон, совсем как человеческий. «Оно не было мертвым».
Тони обернулся, чтобы увидеть, как в огне бьется замученное существо. Наконец движения прекратились.
Оно стало мертвым.
Двое мужчин смотрели в оцепенении и ужасе.
— Ненавижу их, — сказал Билл Джексон. — Я рад, что оно мертво. Но я бы не желал вот так… чего-то в этом роде. Но мы должны были удостовериться…
Он вспомнил ужасный способ, которым он удостоверился и содрогнулся.
Он был старшим из двоих мужчин. Большой смуглый человек с вечной щетиной на лице с грубыми чертами. В черных волосах проглядывали немногие седые пряди. Ему было приблизительно сорок один или сорок два года. Он похлопал Тони по плечу, оба повернулись и пошли по небольшой поляне к ручью на востоке от их лагеря. Присев на корточки, они умылись в смеющейся, беззаботной воде.
— Билл, — сказал Тони, освещенный лунным светом.
— Да?
— Теперь все кончено, верно?
— Да, — сказал Билл Джексон. Он потрогал свои бакенбарды, вытер попавшую на них кровь. — Да, Летяга, думаю, да.
— Билл… может, нам надо похоронить это?
Джексон уставился на него.
— Похоронитъ\ Похоронить что? Тони, эта штука… — он смолк, но в темноте заговорили их глаза. — Да. Да, думаю, да. Идем.
Они вернулись с берега ручья обратно на поляну. Обратно, к остаткам костра на их стоянке… и того, другого, костра.
Билл прикрепил саперную лопатку к своей винтовке. Он вырыл неглубокую яму и спихнул туда обугленные останки. Они утрамбовали землю, заколебались, думая об одном и том же… потом отбросили эту мысль и, не сотворив молитвы, ушли от высокой ели, похожей на рождественскую.
Illustrated by GAUGHAN
Бездумно Билл подошел к костру и подбросил три полена, поправил, чтобы они быстрее сгорели. Он повернулся.
— Идем, — сказал он.
Они вместе перешли поляну, дойдя до ручья, перепрыгнули его и взобрались на невысокий берег на другой стороне. Поток служил своего рода границей с восточной стороны лагеря, на севере границей был разведывательный самолет, хижина и частокол закрывали южную сторону. Крутой склон холма напротив ручья защищал поляну с западной стороны. Они почти очистили холм от годных деревьев и скатили стволы вниз, чтобы сделать барьер.
Билл Джексон сел и Тони Бейкер медленно опустился рядом с ним.
— Сколько сигарет осталось, Тони?
— Две.
Билл вздохнул.
— Ну, не могу придумать лучшего времени, чтобы разделить одну. Мы не можем сохранять их вечно.
Тони кивнул и закурил сигарету. Он глубоко, медленно, с наслаждением затянулся и передал сигарету соседу.
— Тони…
— Да?
— Давай не будем об этом. Давай не будем думать об этом, давай поговорим о чем-нибудь другом.
Билл выпустил клуб дыма и вернул сигарету.
— Ладно.
Тони смотрел на луну, висящую высоко над деревьями, пухлую и серебристую. Они сидели молча.
Никто из них не был уверен, сожалеет ли он о том, что сделано, все случилось слишком внезапно. Они устроили ловушку, и она сработала. Гремучая смесь возбуждения и опасности, страсти и ненависти, взращенной многолетней войной — все толкало их к ужасной развязке. И они повиновались — яростно и, одновременно, нерешительно. А теперь все кончено, их энергия выплеснулась — и пришло время для воспоминаний, размышлений… и, возможно, раскаяния.