— Лидия?
Она была одета во что-то белое облегающее и сидела на чем-то вроде стула. Она выглядела ошеломленной после ухода техников. Девушка, явно взволнованная, встала.
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Какой-то инстинкт предупредил его, что надо подождать, пока она заговорит.
— Рамирес. Мануэль Рамирес, — казалось, она не в состоянии продолжать. Она судорожно сглотнула и после этого, похоже, совладала с собой. Девушка заговорила натянутым, неестественным голосом. — Это хорошо, что можно увидеть человеческое лицо, даже… даже здесь. Я думала о последнем, что могу вспомнить. Я искренне надеюсь, что мы неправильно судили о вас, Эрик и я.
Искренне надеюсь… мы…
По его просьбе она стала первой из возрожденных колонистов. Он посмотрел на сложенные ящики с их ужасающим содержимым. Ящики — и тарганские женщины-техники — первое, что увидели ее глаза, когда она их открыла. После этого могла ли она не поверить в версию Ларсена о его мотивах? И все же, даже поверив в такое, она заговорила с Рамиресом.
Очевидно, она тянула время и пыталась получить информацию.
Что ж, он даст ей информацию, с тем, чтобы они смогли перейти к самой важной части. Dios, она не должна продолжать думать, что… И все же она смотрела на него так странно, что мрачное сомнение грызло его. С кем-то еще несколько быстрых слов смогли бы заполнить информационный вакуум, с ней же он чувствовал себя странно косноязычным и беспомощным. Он подошел к ней и взял ее белые руки в свои коричневые. Руки девушки были ледяными.
— Благодарю за доверие, мадон… сеньорита Лидия.
— Где Эрик?
Девушка говорила тихо, но Рамирес чувствовал, что она старается не сорваться в истерику.
— Здесь, сеньорита.
В ответ на удивление и скептицизм, написанные на ее лице, он добавил:
— В этом же здании — в другой комнате, такой же, как эта. Он тоже скоро проснется, и вы сможете отправиться к нему. А сейчас — у вас есть вопросы?
На ее лице просияло облегчение — и сомнение. Она холодно сказала:
— Во-первых, почему Бэкс отпустил вас на свободу — если он это сделал?
Вот и главный вопрос.
— Когда охранники Бэкса вывели вас, сеньорита, я подумал, что мы пропали. Но я вспомнил аллею…
— Аллею?
— В Хуаресе — на Земле. Я был молод и полон надежд, но в аллее попался в ловушку. Несколько hombres — кажется, что это было очень давно — намеревались ограбить меня, а может и лишить жизни. Мне нечем было защищаться. И все же я убрался оттуда целым и со своими соларами. Я надеялся, что по такой же схеме мы сможем блефовать и с сеньором Бэксом.
Лидия смотрела на сложенные ящики, рядами по пять в высоту, вдоль всех четырех стен — прекрасно различимые обездвиженные человеческие существа. Ее друзья, соседи, знакомые, родственники. Люди, среди которых она выросла. Она содрогнулась, всего лишь раз, но сильно.
— Таким образом, вы тогда спасли себя, — сказала она, — так же, как спасаете себя сейчас.
— Хитрость, всего лишь хитрость. В случае с хулиганами в Хуаресе — мне надо было их обескуражить. Я шагнул прямо к ним и стал… клянчить, я правильно употребляю это слово? Я стал клянчить у них на бутылек текилы.
— И? — спросила Лидия, когда он сделал паузу.
Он видел, что она заинтересовалась и отвлеклась от своих мыслей.
— Они так поразились, что даже не удосужились обыскать меня.
— И просто-напросто раскошелились?
Рамирес кивнул, пытаясь не обращать внимания на ее очевидно насмешливый тон. Он вытащил из кармана монеты.
— Я храню их с того самого дня — можно сказать, в качестве трофеев. И напоминания об уроке.
Она посмотрела на медяки в его ладони, но не притронулась к ним.
— А у Бэкса вы тоже клянчили на текилу, сеньор Рамирес?
Diablo, почему ее насмешки заставляют его быть косноязычным?
— Боюсь, сеньорита, что именно так. Я сказал ему, что желтые волосы — ну, это вроде как отличительная особенность представителей низшего класса, что его небрежное обращение с разнополыми существами привело к потере моего замечательного слуги.
— Слуги? Это вы про Эрика?
— Довольно неубедительная история, но ничего лучшего в тот момент я не сумел придумать. Я потребовал возмещения.
— И, конечно же, он вам поверил…
— Он слишком поразился, чтобы не поверить, — настойчиво продолжал Рамирес. — Он обходил меня на каждом шагу. Он презирал мои умственные способности. Он должен был предположить, что я искренен. С другой стороны, ему не могло прийти в голову, что у кого-то хватит смелости требовать такое. Исходя из этого, он должен был предположить, что мое предложение «по чесноку».