Дождь усиливался, поблизости с громким треском вспыхнула молния. С другой стороны появился еще один человекоподобный, а вместе с ним и волосатая самка, несущая детеныша. Но они были меньше, их волосы были тоньше, носы длиннее и прямее, а надбровные дуги менее выражены. Все еще с обезьяноподобными чертами лица, они были ближе к современному человеку, чем тот, что у дерева. Это были австралопитеки.
— Ав-стра-ло-пи-тé-ки, — сказала мисс Кончер, подчеркнув ударение.
Противостояние: парантроп почувствовал запах пришельцев и взревел от негодования. Самец австралопитека колебался, словно собирался отстоять свое право находиться здесь. Но когда парантроп двинулся вперед с угрожающим рычанием, семья пришельцев испугалась и враскачку побежала прочь сквозь ливень. Миссис Родос их пожалела.
— В этом регионе на лесной низменности царил парантроп, — сказала мисс Кончер. — Пяти футов ростом, с мощным телосложением, он был выше кузенов-австралопитеков на свою небритую голову. Ему принадлежали лучшие кормовые угодья. Неудивительно, что австралопитека, фактически нашего ближайшего родственника, оттеснили на задворки саванны.
— Неудивительно, — повторила миссис Родос, пораженная силой захватившего ее видения.
— Тем не менее, это изгнание стало для него благословением. Парантропу не требовалось развиваться, поэтому он пережил миллион лет без изменений — и вымер. Австралопитек, которому приходилось взрослеть в самых разнообразных условиях, всегда борющийся за жизнь на границе Эдема, продолжал превращаться в Homo Erectus, Человека Прямоходящего, становясь истинным человеком. То есть, он стал первым невкусным гоминидом.
— Простите?
— Вам не нравится такое определение? Но это оказалось одной из основных адаптационных особенностей человека, позволивших ему выжить в жестоком мире. Ему не всегда удавалось убежать от крупных плотоядных животных, но вскоре убегать ему стало не нужно. У его мяса был настолько отвратительный вкус, что ни один уважающий себя хищник не стал бы к нему притрагиваться, если можно было добыть для пропитания что-то более подходящее. Вот так он и выжил, подобно некоторым гусеницам.
На буровой установке прозвенел звонок и обе женщины поспешили перейти к следующему этапу.
Головка бура глубоко погрузилась в слои земли и породы, остановившись на приблизительной границе между плейстоценовыми отложениями и отложениями более раннего плиоцена. Грунт, как здесь, так и в других местах, был своего рода концентрированной историей — превратившиеся в землю останки, то, что оставалось после того, как стиралась память о сиюминутных бедствиях. Здесь были записаны все события, не хватало только способа интерпретации этих записей.
Миссис Родос извлекла керн: цилиндр из камня, на который не воздействовали другие силы, кроме естественных, в течение почти двух миллионов лет. Она вставила его целиком в бункер анализатора и подождала, пока эта штуковина отработает, потом считала данные с индикатора.
— След присутствует, — сказала она.
— Да, так я и думала. Великая рифтовая долина — естественный коридор, пересекающий восточную часть Африки. В этом вся прелесть. Но где-то след должен отклониться; тогда мы и найдем то, что найдется.
Миссис Родос покачала головой. Работа анализатора была основана на предположении, что запах живого существа более стойкий, чем считалось до недавнего времени. Мелкие частицы, дрейфующие в воздухе, впитывались в близлежащие предметы, закреплялись в них. Гончая могла обнаружить этот запах через часы или через дни, но полностью он не исчезал никогда. Когда объекты оказывались погребенными и, в конечном итоге, спрессованными, образовав довольно внушительные пласты, этот крошечный обонятельный след остался. Инструмент с достаточной чувствительностью и настройкой мог бы вынюхать его десятки и сотни тысяч лет спустя, так как время очень мало влияло на глубинные слои.
Но в каждом фрагменте были миллионы следов, и многие настолько похожи, что перекрывали друг друга. Инструмент не мог распознать их все. Он просто отмечал наличие показаний, соответствующих шаблону, на который был настроен. Он не давал информации о сущности обнаруженного объекта или о продолжительности его пребывания в данной точке; прибор был слишком груб даже для того, чтобы определить, был ли это след млекопитающего, птицы или рептилии, большим или маленьким был объект. Объект либо соответствовал шаблону, либо нет.
Мисс Кончер никогда не рассказывала, как она выделила этот конкретный след, но миссис Родос подозревала, что на это она потратила годы кропотливой работы. Каким-то образом она обнаружила присутствие объекта, которое нельзя объяснить нормальной фауной того времени и региона, и убедилась, что оно значимое. Теперь, два миллиона лет спустя, они шли по следу.