Красный быстро спустился и заботливо подскочил к ней, но Синяя не осознала его присутствие. Она поднялась на ноги, вскарабкалась на самый низкий насест и сжалась там, ее маленькое тело дрожало.
Прибежала Мета.
— Что такое с Синей?
— Боюсь, что это… Сердечный приступ, — сказал он.
Он слишком хорошо знал симптомы и знал, что с паракитами, как и с людьми, такое случается.
Синяя попыталась взлететь обратно на качельку, но снова упала на пол. Гумберт открыл клетку и протянул руку, чтобы поднять ее. Она боялась его и сопротивлялась, но не имела сил, чтобы сражаться. Он взял ее и погладил пальцем по шее, зная, что ничем не сможет помочь.
Через некоторое время она затихла, и Гумберт вернул ее в клетку. Он посадил ее на самый низкий насест, опасаясь, что она снова упадет, но ее лапки надежно ухватились за жердочку. Он выключил свет в гостиной, но, на всякий случай, оставил свет в прихожей, достаточно, чтобы Синяя смогла разглядеть и найти верхний насест. Лучше бы ей оставаться на месте, но…
Захлопали крылья. Гумберт с Метой отправились проверить, но Синяя оставалась там же, где была. Это Красный спустился, чтобы присоединиться к ней.
— Как это мило, — сказала Мета.
Утром Синяя оказалась мертвой. Она лежала на спине на дне клетки, а ее глаза были открытыми и тусклыми. Двое других попугайчиков, казалось, ничего не заметили, но Красный нервно подпрыгивал рядом.
— Ты не знаешь, что делать, правда? — сказал Гумберт.
Он почувствовал непривычные слезы, жгущие его глаза, когда поднял хрупкое тело. Гумберт тщательно осмотрел Синюю, но вернуть ее было невозможно. Он нежно обернул ее в свой носовой платок и отнес тело на задний двор для захоронения.
Красный летел рядом с ним.
— Нам всем когда-нибудь придется уходить, — сказал Гумберт, выкапывая неглубокую могилу рядом с розовым кустом.
Он положил тело в ямку и укрыл его землею.
— Я знаю, что ты должен чувствовать, — сказал он Красному, сидящему на кусте. — Но ты сделал все, что мог, чтобы успокоить ее. Я уверен, что ты сделал ее жизнь ярче, до самого конца. Я думаю, что она умерла, зная, что ее любят.
Красный полетел к забору и посмотрел на него. Гумберт знал еще до того, как птица снова взлетела, что это конец их знакомства.
Мета была слишком расстроена, чтобы идти на работу. Она посмотрела на клетку, внезапно ставшую слишком большой для двух птиц, и отвернулась, чтобы через мгновение снова взглянуть, как будто на что-то надеясь. Гумберт включил радио и сел перед своим космическим кораблем из зубочисток. Модель была почти завершена, но он не мог работать.
— Мы прерываем эту программу для специального новостного бюллетеня, — быстро заговорило радио. — Инопланетный корабль исчез. Всего несколько минут назад…
Гумберт слушал с удивлением. Вот просто так? Корабль ушел, не вступив в контакт с Человеком? Столько сил, чтобы добраться сюда, а потом — уход, столь же загадочный, как и прибытие.
Он улыбнулся. Возможно, они проявили мудрость, избегая контактов с чиновниками, потому что те могли быть представителями Земли только по названию. Тем не менее, на месте пришельцев он, по крайней мере, послал бы своего представителя, возможно инкогнито, чтобы попытаться узнать характер обычного человека. Вот где неизбежно заключается истина — в отношениях простых людей. Как только они проясняются, мало что еще нужно для принятия решений.
Да, так. Сам бы он тихо спустился, и не ради однодневной стоянки. Он наблюдал бы в течение разумного времени, и если стандарты этого мира несколько отличались бы от его собственных, все равно, имея достаточное время, нашелся бы способ вынести справедливое суждение.
Рука Гумберта замерла перед моделью. Представитель инопланетян — возможно, существо, очень похожее на местное животное, ни дикое, ни ручное. Кто-то вроде паракита, обладающий свободой проникать в определенные дома, не опасаясь, что его там задержат; свободой наблюдать вблизи…
А также свободой полюбить туземку, которая, может быть, не такая умная, но красивая и ласковая. Свободой полюбить — и потерять?
Свободой бежать от горя — но никогда его не позабыть, пусть и будет забыт мир.