Кое-как наведя резкость, вижу перед собой смятую подушку безопасности с багровыми потёками. Запускаю руку в потайной карман, но, кроме остатков кокаина, там ничего не обнаруживается. С отстранённым безразличием обследую одежду, но, кажется, заранее знаю, что всё напрасно. И действительно, флешки с видеофайлом нигде нет. Я криво усмехаюсь, облизывая едва успевшие затянуться губы. После нескольких попыток высвобождаю защёлку ремня, выбираюсь из машины и смотрю на вдребезги размозжённый капот, вмятый в покосившийся столб.
Птицы горят в полете,
голод подходит ближе…
Надрываясь, рыдает АукцЫон. Я ковыляю к стене ближайшего дома, прислоняюсь и тяжело опускаюсь на тротуар напротив разбитого Challenger-а, из которого, шкворча, тянется сизый дымок. Вокруг никого, ветер гонит грязные куски газет по пустынным улицам. На перекрёстках жёлтыми пятнами перемигиваются слепые светофоры.
…Город устал от пепла,
нищие ждут тепла.
Меня мутит. Я сжимаюсь, силясь унять тошноту. Я сам, как эти обрывки, гонимые порывами воздуха: одинок и печален, как опавший лист на ветру.
Падаю – и не больно,
думаю, но не вижу…
Моя жизнь – череда реабилитационных периодов от наслаивающихся друг на друга катаклизмов. Нескончаемое кладбище разбитых корыт. Я бреду меж могил, мимоходом отрезая от себя и хороня отмирающие куски.
…Кожа моя ослепла,
ты от меня ушла.
Сколько можно?! Когда это кончится? Зачем, зачем это всё? Кому оно надо? Уж точно не мне! Я не просил всего этого!
Кожа моя ослепла,
холодно мне и стыдно…
Я чувствую, что хрипну и понимаю, что ору во всё горло, и мои крики срываются в жалкий сип. Я запрокидываю голову, пытаясь отдышаться. Меж отвесных высоток – рваные клочья туч.
…Сделано – и довольно,
ты от меня ушла.
Ветер усиливается, облака сносит в сторону, и на фоне антрацитово-чёрного неба отчётливо проступают четыре звёзды.
Глупо бояться пепла,
спрятался – и не видно…
Крайняя, самая яркая, пульсирует, мерцая и переливаясь. Всё останавливается, замирает в неподвижности, и лишь ветер треплет разодранную одежду.
…Нет меня – и не больно,
падаю ниже нуля…
Это уже не АукцЫон, это звучит внутри. Звучит и звучит нескончаемым рефреном… и последняя щемящая нота беспредельно растягивается, заполняя и сливаясь со мной, небом и ветром в единое всепоглощающее ничто, на фоне которого мерцает одинокая звезда, вторящая затихающему звуку. Но вот и он угасает. Всё исчезает. Воцаряется оглушительное безмолвие, невесомо застывшее в бескрайней пустоте.
Завывание сирен разрывает оцепенение. Сквозь закрытые веки различаю бешено вспыхивающие красно-синие цвета.
– Отойти от машины, – рокочет искажённый громкоговорителем голос. – Лицом к стене.
Я стою, как приказано, и свет мигалок выхватывает слишком подробные детали бетона с отпечатками опалубки. «Самое время испугаться», – мысль прорисовывается вяло, будто всё происходит не со мной.
– Пьян? – полуутвердительно спрашивает один из охранников правопорядка.
– Пьян, – киваю я.
– Оружие? Наркотики?
Я молчу. За спиной ведётся обмен односложными репликами, после чего я отстранённо чувствую, как обшаривают мои карманы.
– Оп-п-па, – извлекая остатки кокаина, присвистывает второй, – ну-ка, ну-ка, что тут у нас?
Он грубо тормошит меня, развернув к себе. Самодовольный прищур его рыхлой одутловатой рожи несколько возвращает меня к действительности, и я нахально скалюсь, глядя в его свинячьи глазки.
– А ты как думаешь? – развязно пародирую его издевательский тон.
– Я тебя спрашиваю. – Для острастки меня ещё раз встряхивают.
– Это сахар, – продолжаю куражиться я. – Сахар для моей любимой бабушки.
Меня снова хватают, заламывают руки и укладывают лицом в капот. Шмон возобновляется, а я смотрю на свой Challenger, ещё не в состоянии переварить…
– Так, а это тогда что? – одутловатый мент трясёт перед моим носом пакетиком травы.
– А это чай. Ну, типа, для которого сахар.