Гейла улыбнулась, ее глаза засияли сильнее, завораживая и одновременно пугая меня. Волосы живым серебром будто струились по роскошным плечам и высокой груди. Фигурка с грацией и пластикой кошки для танца и секса, но не войны. Я чувствовал себя мотыльком, что летит на огонь. Этот Кай — идиот, раз бежит от нее.
— Тогда договорились. Не бойся, я буду тебя защищать, — мягко сказала она, взяв меня за руку, точно ребенка.
Длинные, по-девичьи изящные пальцы, но на ладони мозоли. Вряд ли от скрипки или рояля. У меня от грифа такие. Интересно — с чем упражнялась она?
— Как-нибудь справлюсь. Так делать-то что? — буркнул я и выдернул руку. Ее последняя фраза была унизительной. «Дева в беде» — вот единственно приемлемый для меня вариант. Защиты не надо, пусть за кровососом лучше смотрит своим!
— Вы здесь по очереди. Двух «я» в одном измерении быть просто не может. Тут либо ты, либо Кай. Он не выдаст себя, а ты, когда вновь окажешься здесь, иди по тропе. Там встретит гид, что смотрит за ним. Веди себя естественно, как будто всё в первый раз. Это нормально. Таких называют у нас «приходящими». Время от времени появляются так.
— А что говорить?
— Да что хочешь. Про меня и Кайя только молчи…
Я собирался было еще что-то спросить, но мир мягко ушел в темноту. Вновь звук мотора, подлокотники, кресло. Тело качнуло. Подслеповато щурясь, открываю глаза.
— Братан, подъем! Харе спать! Это Бургас!
Глава 7
Ваньку с вещами оставил на гаре, а сам побежал решать проблемы с жильем. Гостиницы для нас пока слишком жирно. Город на море, цены такие, что впору на улице спать. Поэтому решил действовать по советской, хорошо проверенной схеме — искать общагу, они ж везде есть.
Дружелюбные пенсионеры подсказали дорогу. Как уже понял, чем старше болгарин, тем лучше его отношение. Молодые, как правило, к нам очень недобры, морды воротят и русского не знают совсем. Наверное, думают, что я коммунист.
Администратор унылой и серой пятиэтажки, к счастью, так не считала, потому что встретила так, словно долго ждала.
— О, руснаци! — широко улыбнулась она. Даме за сорок, но она хороша. — Студенти ли сме или искаме да работим?
— Аз есмь студенты… — сказал я на ломаном русско-болгарском. В голове вертелось только бессмертное «красотою лепа, червлёна губами, бровями союзна». Едва ли это стоило сейчас говорить.
— Колко от вас? Колко дни? — подсказала она, стреляя жгучими и темными, как болгарские ночи, глазами.
— Аз и приятел. Двое нас тука. Трэба неделя! — изрек я, видимо, на каком-то своем языке. Грамматика не важна, когда есть интонации. И так всё поймет.
— Седьмица? Няма ничто… — дама опустила взгляд и огорченно зашуршала журналом. Ей шел даже такой расстроенный вид.
— У нас има подарок. Презент! — я торжественно поставил банку кофе на стойку. Сумасшедшие деньги, но иначе никак.
— О, бразилски… — расплылась в улыбке она. — Добре дошли!
Животворящий напиток творил чудеса. Цена устроила, и мне вручили ключи с номерком. Пятый этаж, но так даже лучше. Всё как у нас — разболтанный, обитый фанерой и жестью, замок. За ним армейская тумбочка, две кровати на пружинах и пачка белья. Никогда не мытые окна, пригоршня дохлых мух на подоконнике — советская классика. Зато, если встать на стул, видно море. Заграничное, теплое — еще месяц назад о таком мог только мечтать. А теперь вот оно! С кораблями, чайками и чистым песком.
Оставив в номере вещи, ушли смотреть город. С собой взяли только «кофейный рюкзак» с надеждой разгрузить по дороге. И не прогадали. Его отрывали с руками. После первого же бара повысили цену, но всё равно брали! Это клондайк, эльдорадо! На треть дороже того, что закладывал Толик.
Впору ехать назад и выкупать шкафчик у зажравшегося на халяве бармена. Впрочем, вряд ли прокатит. Тот не мог не знать его настоящую цену. Скорее всего, это развод. Те банки пустые. Там бара лишь два, поэтому ждали, что отнесут им всё почти даром. Ну не суки ли? Теперь пусть сосут. Через месяц другая смена придет.
Воодушевленные, мы отправились на «руски базар» или «пазар за дрехи», как тут его называли. Большой рынок по воскресеньям, а в будние дни им была обычная улица. На скатертях, газетах, ящиках с двух сторон разложен разнообразный и пестрый товар родного Союза. Матрешки, часы, ордена, инструмент, кухонная утварь, запчасти к велосипедам, машинам — всё что угодно. Как будто разграбили грузовик с хозтоваром, а растащенное равномерно вывалили вдоль дороги. Что характерно — торговали болгары. Несколько наших пугливо жались в сторонке, отбиваясь от кружащих вокруг цыганят.
Как ни странно, своих за границей узнаешь почти сразу. Даже если те еще не сказали ни слова. И ладно бы в Африке там или в Азии. Но тут же славяне, хоть и не те. И дело не в одежде и внешности, а скорее, во взгляде. В нем та великая сермяжная правда о том, кто мы есть. Там хмурая, величественная и необъятная Русь. Мужик с топором, баба с косой, конь с горящей избой — они где-то там. То самое лихо, которое не стоит будить.
Мы подошли. Соотечественники при виде нас всерьез напряглись, что было понятно. Сложением на обычных туристов мало похожи, а Ванька вечно лыбится, как полный псих.
— Как бизнес, братья и сестры? — радушно поздоровался я. Родные, свои!
— Нормально, надо-то чо? — встал пузан с тройным подбородком. Глазки как щели, явно тёртый мужик.
— Слышь, ты чо такой борзый? — завелся Ванек. Когда он злился, то всё равно улыбался. И это по-настоящему жутко. Наверно, маньяк.
— Вали, нах, отсюда! — прошипел нам добряк.
— Вась, ну что ты? — дернула, стоявшая рядом, толстушка его за рукав. — Мальчики, у нас группа. Автобус. Сворачиваемся и уезжаем уже через час.
— Эм, да вы что, мы ж просто узнать… — примирительно улыбнулся им я. Два улыбчивых идиота, ага. За бандитов нас приняли, значит, они где-то есть.
Мне не ответили. Группа, похоже, у них правда была. А вот у нас ее нет. Коллектив — это сила, если в нем есть костяк.
Понемногу стали подтягиваться и остальные, поэтому предпочли отступить, ничего не узнав. Ясно одно — спокойно разложиться и торговать не дадут. Тут кто-то ходит. Срисуют уж точно, придется платить. И не факт, что поможет — всё заберут. Посмотреть бы на них.
Немного походив взад-вперед, не нашли никого, кто был бы похож на братков. Ну там тату, печатка и цепи, жуткая рожа. Самые страшные были у нас. Ванька так вообще отморожен, от него шарахались и попрошайки, которых тут тьма.
И ведь солнце, ясное небо и жирные чайки, что норовят вырвать баницу прямо из рук. Нам должно быть спокойно и мирно. Где ленивая нега, тихое счастье? Мы ж рюкзак кофе сдали! Тревожно и ссыкотно как на Казанском вокзале. Надо ж себя так взвинтить! Что с нами не так?
Пока ходили, поискал наш товар. Есть тут и часы, и «Зениты», но мне лишь улыбались, когда спрашивал цену. Кто ее скажет? Перекупы одни!
Зато посмотрели, как грамотно организована эвакуация группы. Метрах в ста остановился автобус с украинскими номерами, и тетки по двое, по трое стали оттаскивать к нему остатки товара. Не мужики, а именно тетки. А те охраняли их от атак цыганят. Всё четко — сопровождающий, стоят на товаре и у автобуса. Их дергают, пытаясь хоть что-то вырвать и украсть напоследок, но держатся стойко. Смотрят на руки, не на лицо.
— Ара, ви откуда? — вдруг взял меня кто-то за локоть. Такой знакомый по армии кавказский акцент.
Я развернулся. Так и есть. Он один, но еще трое чуть дальше. Невысокий, но жилистый. Глаза цепкие, держится нагло, уверенно. Руки в тату, но боди-арт не тюремный. Хотя кто знает, что у него на плечах. В физухе, бесспорно, нам уступает, но их точно больше. Да и не главное это. Главное, как далеко решатся зайти.
— А что? — спросил я, нарываясь на почти неизбежный конфликт. Почуют слабину, не отпустят. Но и бодаться с ними бы не хотел.
— Дорогой, это место — наш хлеб, — он со значением посмотрел на рюкзак. К счастью, пустой.