Договорились на вечер. Поначалу подумывал взять на стрелку кастет, но не решился. Под статью влететь проще простого, а если впрямь что-то серьезное, то всё равно не спасет.
В назначенный час я обреченно сел в прокуренный салон почти новой «девятки». Металлик, цвет майя — все юльки хотят только такую. Из магнитолы плаксиво подвывало «Белыми розами». Встретив мой взгляд, Лешка хмыкнул, но вставил другую кассету. «BASF» — в бардачке целый бокс.
'Теплое место, но улицы ждут
Отпечатков наших ног.
Звездная пыль — на сапогах…'
Вот! Другое же дело. Теперь можно ехать.
Вечером город преображается, словно сбрасывая пыль и усталость рабочего дня. Ночная Пенза таинственна и сказочно красива. Лес, парки, свет фонарей отражается в темной глади реки, загадочно мерцая огнями. Еще немногочисленные витрины манят и сверкают, а на улицах появляются стайки похожих на тропических птичек девчонок — столь же броских и ярких. Они как экзотические блестящие бабочки, летящие на свет и музыку ночных развлечений.
С каждым днем таких заведений всё больше, но эта будоражащая чувства активность проходит почему-то мимо меня. Кооператоры, фарца, проститутки, власть и бандиты словно в параллельной вселенной. Будто бы рядом, но где-то вдали. Оттуда в мою пропахшую потом качалку долетает лишь эхо — женский смех, золотистые блестки, брызги шампанского и выхлопной дым дорогущих машин. Я ловлю звуки, запахи, шорохи словно в тени настоящего мира — блестящего и ослепительно яркого, куда почему-то не дали билет.
Где не успел, протупил, облажался? В армии, школе или до того, как родился, выбрав не то и не тех? Старший сержант вернулся в другую страну. За эти два года все как-то подстроились и подсуетились, а я неуместен, не нужен, чужой. За что ухватиться, чтобы вскочить на подножку? Этот поезд уходит, и Юлька издевательски машет из окон гламурным платком.
«Качай брат, железо…» — так ведь, дядюшка Шварц?
И сейчас наша «девятка» будто пытается догнать этот поезд. Лешка в обычном для себя самоубийственном стиле гонит в частный сектор из центра, хамски подрезая других, распугивая всё и всех. Люди матерятся, разбегаясь, как вспугнутые ястребом куры. Вцепившись в подлокотник до побелевших костяшек, молюсь, чтобы всё обошлось. Скверное предчувствие, что скучно не будет, а вся развлекуха еще впереди. Нас мотает из стороны в сторону, на поворотах заносит, но водила доволен. Умеет взбодрить.
Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:
Не остаться в этой траве,
Не остаться в этой траве.
Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!
Машина с визгом тормозит у забора. За ним полумрак и дом с крыльцом. Я не знаю, кто там живет и выхожу, чувствуя, как дрожат после гонки колени. Лешка пробирается к дощатой двери и громко стучит. Звонок даже не ищет, видимо, бывал здесь не раз.
Близко не подхожу, но встаю так, чтобы меня было видно. Мало ли какие там разговоры. Меньше знаешь — лучше спишь. В клубе странностей много, и глаза посетителей, бывало, не пьяно блестят.
Из двери вышел сутулый, опасного вида громила. «Рожа кирпича просит» — это вот про такого. Ему по доброй воле и в здравом уме никто бы денег не дал. Для этого экспертом физиогномики быть даже не нужно. Инстинкты подсказывали, что быковать не дадут. Разумнее быстро и тихо уйти.
Вскоре эта очевидная истина дошла и до Лешки. Он будто оправдывался, жестикулировал, но понемногу пятился. Вероятно, человек был не тот.
Выдвинув челюсть, громила презрительно сплюнул и замахнулся. Скорее дать затрещину, а не ударить, но горе-кредитор предпочел отступить. Но не к машине, что было логично, а за спину ко мне. В отличие от «девятки», ее ему было точно не жалко, а вот кузов сгоряча могли и помять.
Оценив степень агрессии и внешний вид неприятеля, я отчетливо понял, что собой рисковать не готов. Громила уступал в габаритах, но кратно превосходил в объективной угрозе. Шеи нет, нос кривой, уши сломаны, хищно блестит златая фикса в зубах. Не сомневаюсь, что на костяшках мозоли и хорошо, если он без наколотых звезд на плечах.
А ведь я приехал сюда «постоять»! О героическом поединке с братвой речи не шло. Это ж киллер, не меньше. На завтрак таких студентиков ест. Финку в сердце за Лешкины тёрки? Да нахрена это мне?
— Чего ждешь⁈ — пискнул из-за плеча наш герой.
Выбора, собственно, уже как бы нет. От прямого в голову ушел быстрым уклоном. Влепил в правое подреберье, кажущийся сейчас мелким, кулак.
Попал вроде бы точно. Другой бы свалился, а этот не крякнул. Удар по печени — это серьезно. Обычно нокдаун. Но тут и чел необычный. Ну вот зачем это мне?
Запыхтев, громила попытался пройти в ноги, и я едва успел отскочить, понимая, что бороться с точно нельзя.
Джеб, джеб, нырок вправо. Выпрямился с крюком снизу вверх через руку. Три года в школе боксу отдано было не зря.
Удар прошел, но, к сожаленью, не в челюсть. А на отходе получил уже я. Всё же мои мышцы не для динамичного боя. Резкости нет, нагрузки другие. Не на плечах же мне с ним приседать?
В голове будто взорвалась граната. Под адреналином боль не почувствовал, но ощущения странные. Правая часть лица онемела. С ней что-то не то.
К счастью, противник чувствовал себя, видимо, так же. Интерес к ближнему бою он потерял. Злобно ощерившись, полез в задний карман. Едва ли достанет из него документы. Нож, кастет или ствол?
— Чо встал-то? Садись! — услышал я крик из машины.
Уговаривать меня уже не пришлось. Адреналин делает очень проворным, дав так нужную сейчас резкость в ногах.
Лешка ударил по газам и, взревев, «девятка» прыгнула с места, оставляя поле боя врагу. К счастью, ночная улица совершенно пуста, иначе непременно бы кого-нибудь сбил. Наше бегство разбудило всех местных собак. Их оказалось неожиданно много. Тявкали из каждой дыры.
' Я хотел бы остаться с тобой,
Просто остаться с тобой,
Но высокая в небе звезда зовет меня в путь…'
— Кто, блин, это был? — приглушил громкость я.
Повернул к себе зеркало заднего вида. Скулы нет совсем. И правый глаз опустился. С таким буду жить?
— Да это…
— Стоп! Похер. Не втягивай меня в это гавно.
— В больничку? — спросил Лешка, втянув голову в плечи. — Не загоняйся, нормуль будет всё. Шмотки тебе новые купим, вопрос твой решим.
Я молча кивнул. От рубашки лохмотья, а их всего две.
Ночной город пролетели, как на ракете. Заартачившийся было охранник молча поднял шлагбаум, как только увидел лицо. Не то чтобы я сильно загнался по поводу своей красоты, но Юлька… С таким-то уродом ей и «мерса» не хватит.
— Скула сломана и провалилась. Операцию сделаем утром, — сухо объявил врач после осмотра.
Похоже, моя травма обычна. Выглядит страшнее, чем есть. С учетом того, что пишут в газетах, таких пачками, наверное, возят. Главное, что не выбили глаз. А скула… Интересно, как будут править? Разберут-соберут? Зальют в морду гипс?
— А без операции нельзя? — жалобно спросил я, представляя в деталях этот жуткий процесс.
— Мазями? Можно, — кивнул он. — Но в зеркало на себя лучше тогда не смотреть.
— А если потом как-нибудь?
— И потом тоже можно. Но операция уже будет другая. Ломать ведь сложней.
Спалось плохо. После бессонной ночи сделали укол и повезли на мерзко дребезжащей каталке в слепящий, лекарственно пахнущий бокс. Над моим телом спорили о чем-то своем. Под ядовитый щебет двух медсестричек вогнали в лицо холодный крючок.
Я напрягся, приготовившись познать всю глубину адских мук, но ощутил лишь толчок. С громким и сухим щелчком скула встала на место.
И это вот всё?
Слегка разочарованный я безмятежно уснул, твердо уверенный, что Лешка мне должен. Снилась Болгария, Долина Роз, Шипка и Слынчев Бряг, но почему-то с памятником солдату Алёше. Он и протягивал ключи от «девятки». Надо брать, раз дают.