Разочарованные и злые, мы забрали никому не нужный кофе. Товар, наверное, у всех одинаков. С часами получится та же история. Городок перенасыщен, а я разорен. Горечь поражения уснуть не давала. «Всё, что нажито непосильным трудом». Потрясение оказалось слишком серьезным.
Раздраженный, решил прогуляться, но, пытаясь встать, стукнулся лбом обо что-то. Не видно здесь ни черта. И почему вдруг так тесно?
Я что, в ящике? Но нет же, в гробу! Меня похоронили вживую!
Запаниковав, ударил руками, сорвав с него крышку. Она упала на пол, а я, наконец, понял, что сплю. Вспомнил направление к лестнице и метнулся туда, сбив еще что-то. Взлетел по ступеням и открыл люк, подняв на крыло ту же мышиную стаю.
Снаружи был день, но сквозь листву солнца не видно. На травинках роса, скорее всего, утро.
Какого черта очнулся в гробу? А если б хозяин пришел? Нашел тоже место…
В уме мелькнула нехорошая мысль, и я потрогал языком свои зубы. Клыков вроде нет, но они могут вылезти позже. В популярных хоррорах, как правило, прорезаются уже при атаке. Успокаивало то, что крови мне сейчас не хотелось. Да и дневной свет не жжет. То есть, уже не вампир, а что-то другое. Но кто еще в гробах засыпает? Как угораздило в собственном сне превратиться в какую-то нечисть?
Найдя лампу, вновь спустился в подвал, чтобы обыскать это логово. Мое или нет? Раз спал в гробу, значит, хозяин. А может спрятался там от кого-то. Здесь много змей, мышей, насекомых.
Я провозился пару часов, обшаривая каждый угол избушки. Тщательный обыск ничего мне не дал. Ни поясняющих книг, ни записок. Советов, инструкций, подсказок никто не оставил. А ведь уважающий себя монстр и маньяк первым делом мастерит доску с коллажем. На нем вырезки из газетных статей и непременно красные стрелочки, раскрывающие стратегический замысел. Иначе кто постигнет его глубину? Жертвам, зрителю и протагонисту всё должно быть понятно. Их, кстати, еще надо найти. Они где-нибудь рядом.
Хозяин, видимо, всё держал в голове и судя по обстановке, был довольно ученым. Возможно, алхимик. Кругом склянки, колбы и какие-то зелья. Пробовать их, конечно, не буду.
Хоть какого-то оружия, к сожалению, внутри не нашел, поэтому, щурясь от света, вышел из хижины с пустыми руками. О чем пожалел почти сразу. К моей груди приставили острозаточенный кол. Его, крепко сжимая руками, держала прелестная, юная дева.
Это была блондинка лет восемнадцати с длинными волосами и большими глазами цвета лазури. Наряд выдавал в ней бесстрашную убийцу кровососущих. Стройное тело обтянуто штанами и кожаным корсетом. На длинных ногах сапоги. Бюст выше всяких похвал, в мужских снах других не бывает. Очевидно, передо мной матерая особь. Прекрасная и опасная, как амазонка. А других во сне нет.
— Так у тебя получилось? — строго вопросила она, очаровательно хмурясь.
Должно быть, считала, что выглядит уверенно и крайне свирепо. Но как по мне — милота.
Глава 5
Что именно у меня «получилось» успеть не узнал, провалившись в обычный, путаный и фантастический сон, где эхо мыслей, фантазий и образов складывались в затейливый и неясный узор, подобно цветным стеклышкам в калейдоскопе. Там пограничники, болгары, томаты и, разумеется, Шварц.
«Протеин — это сила!» — сказал он, выпив залпом коктейль. Удовлетворенно крякнув, тыльной стороной ладони вытер вокруг губ красный след.
Я проснулся от шума. Кто-то говорил непонятно и громко. Открыл глаза, еще не вполне понимая, где нахожусь и что происходит. В нашей мужской части «казармы», как оказалось, почти все уже встали. У дверей Толик беседовал с двумя мужчинами в форме. Фуражка, шеврон, синий мундир. Полиция, скорее всего.
Чего они тут? В первую же ночь у нас кто-то влип? Лешка вечером звал ведь куда-то. После такого облома настроения не было, и я не пошел. Наверное, зря. Судя по кипишу, они посидели вчера хорошо.
Сев на кровати, вдруг заметил красное пятно на подушке. Ёкнуло сердце, по телу пробежал холодок. Я торопливо перевернул ее и закрыл простыней. В памяти тут же всплыл гроб, кол юной девы, ну и всё остальное. Откуда здесь кровь?
Вытер губы, лицо, осмотрел руки. Вроде бы нигде больше нет. И только сейчас почувствовал вопросительный взгляд.
Ванькина кровать была рядом. Заметил, конечно же. Что же сказать?
— Чо, кровь носом пошла? — сочувственно спросил он.
— Да болячку расковырял, пока спал. У меня так всегда, — соврал тут же я. — Как сходили вчера? Натворили чего?
— Да не… — пожал он плечами. — Нормально всё было. Пошли в тот же бар, там братушки, Лешка к ним. Без мыла же влезет. Те и пригласили за стол.
— И всё?
— Нет, конечно же. У них машины, поехали в другой городок, а там стриптиз-бар.
— Да ну? — выдохнул я. Ну почему не пошел? Вот идиот!
— Оттянулись там нормалёк, — дразня, подмигнул он. — Не поверишь, тут даже девочки наши. Русские все.
— А платили-то как?
— Так братушки платили. Шампусик, закуска, «Катюшу» все пели. Халява! Сидели как короли.
— Сука, врешь ведь! — прошипел я, едва сдержав стон.
— Да, отвечаю! У Лешки спроси, — Ванек повертел головой. — Где, кстати, он?
Его мы увидели только на завтраке. Амбре шло такое, что постой рядом и сам будто пьян. Лицо мятое, вид потрепанный. Глаза красные и похожи на щелки, откуда устало и скорбно взирал его дух.
— Кароче! — Лешка снял вопрос с языка. — Это не мы.
— Согласен! — поддержал друга Ванек.
Ложка в его руках заметно дрожала. Один я сижу как дурак. Ну почему всё опять без меня?
— Кароче! — продолжил лис, разливая под столом в стакан из бутылки. — Вот. Держи, Вань! «Загорочка» хороша даже с утра.
— А мне? — подвинул я свой.
— Тебе-то зачем? Эт нам только нужно. Ты ж как стекло. Хочешь, сходи сам купи.
— Да хрен с вами, гады. Менты тут чего? — кивнул я на них.
Те снова стояли у дверей, но уже без Толика, а с дородной и хмурой бабой лет сорока. Темными, как дырки, глазами она буквально прожигала взглядом всех нас. Некрасивое и смуглое с резкими чертами лицо, черные волосы заплетены в тяжелую косу. Длинная цветастая юбка до пят.
— Говорю же, не мы, — поднял Лешка мутный взгляд на меня.
— Что не вы? — не выдержал я. — Столько не выпить, кто на нее бы добровольно залез?
— Так ночь, темно вроде было… Я с Толяном говорил, ей даже полицаи не верят. В дом, типа, вломился кто-то из наших. «Верколак» — говорит.
— Почему сразу наш? На медведе и с балалайкой?
— По-русски ругался, в шею ее укусил. Не видела кто.
— А что «верколак» поняла сразу? Трахнул хоть?
— Вот про это не знаю, — пожал Лешка плечами. — Иди сам спроси. Может, хочет закончить, что начал. И чтоб женился на ней. Не просто так полицию с собой привела.
После «Загорки» друзья чуть ожили, но работа шла тяжело. С учетом их состояния ящики пришлось таскать мне, и настроение было минорным. Что, если «верколак» — это я? Вдруг пока «там», он живет тут?
Разговаривал же кто-то с Лешкой в автобусе. А потом еще гроб, девка с колом и пятно на подушке. С клыков натекло?
Улики так себе, возможно, совпало. Узнать бы еще, кто такой «верколак». Если баба пришла, значит, что-то приметила даже во тьме. Мою комплекцию бы вряд ли забыла. Раз не показала, выходит, не я. Интересно, придет ли та блондинка с колом еще? Вряд ли собиралась убить, раз начала говорить. В следующем «сновидении», возможно, расскажет. А лучше пусть оставит письмо.
Но жертва «верколака» ждать не хотела и подняла на ноги полгородка. Придя с работы, мы увидели возле наших бараков цыган. Как оказалось, их в Болгарии много. Не так, как в Румынии, но тоже порядком. Пять процентов от населения, как говорят.
Наш комсомольский вожак, увидев их, вжал голову в плечи и ощутимо напрягся. К счастью, машина полиции там тоже была.
От угрюмых и явно враждебных людей отделились несколько крупных мужчин в сопровождении двух полицейских. С ними был и, видимо, важный чиновник в костюме и галстуке, диссонировавшим с толпой в шлепках, майках и трениках. Толик, аки агнец на заклание, направился к ним.