Поликарпов выделил для решения задачи группу инженеров, получивших отдельное помещение, но, по замечанию В.П. Иванова, исследователя жизни и деятельности авиаконструктора, из-за проблем со здоровьем сам этим вопросом занимался относительно мало [47]. Челомей несколько раз встречался с Поликарповым в его рабочем кабинете. Сдержанная, доброжелательная манера поведения тяжелобольного авиаконструктора, которому едва минуло 52 года, исключительная аккуратность как внешнего вида, так и окружающей обстановки, точность даваемых определений произвели на молодого конструктора неизгладимое впечатление. Умер Н.Н. Поликарпов после операции 30 июля 1944 года.
Вполне вероятно, что там же, на заводе № 51, встречался наш герой и с М.К. Янгелем, который был в то время уже ведущим инженером поликарповского ОКБ. Едва ли встреча с уверенным в себе, но малоизвестным Челомеем произвела на Янгеля должное впечатление, но не возникло и отчуждения. Впоследствии, несмотря на жёсткую конкуренцию, называемую иногда даже «гражданской войной», отношения их не были тёплыми, но взаимное уважение эти выдающиеся ракетостроители испытывали друг к другу всегда.
Первоначально В.Н. Челомей рассматривался наркоматом только как разработчик пульсирующего воздушно-реактивного двигателя. Для ускорения решения проблемы планировалось дать аналогичные задания А.А. Микулину и Б.С. Стечкину. Главным конструктором самолёта-снаряда планировали назначить В.П. Горбунова, затем П.О. Сухого. С И.В. Четвериковым вели разговоры о проектировании стартового устройства. Но под разными предлогами эти конструкторы уклонились от работ над самолётом-снарядом.
Рядом с немецким следом — самолёты-снаряды
В середине сентября 1944 года было принято решение об организации на заводе № 51 специализированного КБ по разработке самолётов-снарядов с пульсирующим воздушно-реактивным двигателем.
19 сентября 1944 года тридцатилетний Владимир Челомей приказом народного комиссара авиационной промышленности А.И. Шахурина был назначен «директором и главным конструктором завода № 51 НКАП с оставлением на работе в ЦИАМе». Это было очевидное повышение для молодого учёного. Для советского инженерно-технического работника подобное назначение можно сравнить с присвоением, так сказать, «генеральского» звания.
Заметим, что на 51-м заводе с выдающимся русским авиаконструктором, создателем истребителей от И-1 до И-16, разведчиков от Р-1 до Р-5, великолепного учебного самолёта У-2 Николаем Николаевичем Поликарповым работала большая группа видных деятелей советской авиационной науки и техники. Среди них можно назвать М.Р. Бисновата, М.И. Гуревича, Н.Г. Зырина, С.А. Кочеригина, В.В. Никитина, Н. З. Матюка, А.И. Микояна, В.С. Пышнова, Н.С. Строева, М.К. Тихонравова, Д.Л. Томашевича, П.В. Флёрова, С.Н. Шишкина, М.К. Янгеля [47].
В то время на заводе работали 890 человек: 380 рабочих, 230 инженерно-технических работников, 40 служащих, более двухсот человек относились к обслуживающему персоналу.
Вскоре после своего назначения Челомей организовал на заводе короткий митинг, где представился сам, представил своих замов и с учётом военного времени и скорой победы предложил форсировать работы, а ряду подразделений перейти на круглосуточный режим. Призыв Главного конструктора был встречен если не с энтузиазмом, то с пониманием.
Владимир Николаевич Челомей был в то время интересным молодым человеком, вызывавшим взгляды украдкой, а то и явные вздохи многих дам и девушек, с которыми пересекался его жизненный путь. Открытое лицо, волна густых светлых волос, приветлив, внимателен, артистичен, весёлые умные глаза смотрели оценивающе и смело. Простой, но не лишённый изящества костюм подчёркивал спортивную фигуру. Со всех точек зрения он был человеком сomme il faut, но… не для своего времени. С конца 30-х и до середины 50-х годов XX века признанным героем страны был человек в форме. Форму или её подобие надевали и авиаконструкторы, и писатели, и артисты, и первые лица государства, хотя многие из них носить её вовсе не умели. Челомей же форму никогда не носил принципиально. Был он молод, независим, уверен в себе. Но в нём не было необходимого для большинства людей того времени оттенка трагичности, которая была в солдатах и офицерах, в измождённых рабочих и колхозниках, в усталых инженерах и учителях, в недождавшихся, да и в дождавшихся тоже, бедно одетых женщинах, в бледных ребятишках, даже в шебутной приблатнённой шпане. В его ладной фигуре, во внимательном, цепком взгляде, в точности движений, широте шага опытный глаз должен был заметить уверенность, излучающую надежду, но наблюдательность тогда была не в чести, чаще всё решало первое впечатление.