Гомер чуточку помолчал, и голос его стал еще глуше.
— Все, что человек узнает о жизни, либо гадко, либо грустно.
Он подождал, не скажет ли ему что-нибудь мать, но она молчала, не отрываясь от своей работы.
— Почему это так? — спросил он.
— Будет время, поймешь, — заговорила миссис Маколей, все еще к нему не поворачиваясь. — Сам поймешь. Никто этого тебе объяснить не сможет. Каждый доходит своим умом. Если жизнь приносит печаль — от человека зависит, какая она: благородная или дурацкая. Если печаль от душевного богатства и полна красоты — значит, таков и человек, который ее ощущает. И то же самое, если жизнь кажется гадкой, уродливой или жалкой. Все это видит в ней сам человек, ибо каждый из нас видит мир своими глазами. Каждый человек несет в себе целый мир и может переделать его, как хочет, населить людьми, достойными его любви — если сердце его способно любить — или годными для его ненависти, если он сам полон ненависти. Мир ждет, чтобы его изменили те, кто в нем живут, и каждое утро его создают заново, перестраивают, словно дом, в котором обитают люди — все те же люди, хотя они беспрерывно меняются.
Мать занялась какой-то работой на заднем крыльце, но сын продолжал с ней разговаривать, хотя ее и не было видно.
— Почему же я вчера заплакал по дороге домой? — спросил он. — Никогда раньше не испытывал я такого чувства. Не понимаю, что со мной было. И почему, когда я перестал плакать, я все равно ничего не мог тебе сказать? Почему мне нечего было сказать — ни тебе, ни себе самому?
Миссис Маколей ответила ему издали, но так внятно, что до него дошло каждое ее слово.
— Ты плакал от жалости, — сказала она. — От жалости не к страданию того или иного человека, а от жалости ко всему, что существует на свете, от жалости, что так устроен мир. И если человек лишен этой жалости — он не человек, он еще не настоящий человек, ибо жалость — это тот целебный бальзам, который излечивает душу. Плачут только хорошие люди. Если человек никогда не плакал при виде горя, наполняющего землю, — он хуже грязи, по которой ступают его ноги, потому что в грязи прорастает зерно, ею питаются корни, стебли, листья и цветы, а душа человека, лишенная жалости, бесплодна и не может породить ничего, кроме гордыни. Гордыня же рано или поздно приводит к убийству, становится губителем прекрасного и даже человеческих жизней.
Миссис Маколей вернулась в кухню и стала снова хлопотать возле раковины, хотя даже Гомер понимал, что делать ей там, в сущности говоря, нечего.
— Жизнь неразрывно связана со страданием, — продолжала миссис Маколей. — Но, зная это, человек не должен отчаиваться. Хороший человек стремится уничтожить страдание. А глупый его даже не заметит, если сам не испытывает страданий. Злой человек старается вогнать боль как можно глубже и распространить ее повсюду, где может. Но чем он виноват? Ведь ни злодей, ни глупец не пришли сюда по своей собственной воле, не возникли сами по себе из ничего; они — наследие многих миров и многих поколений. Злые не понимают, что они злы, — в чем же тогда их вина? И их можно простить. Ибо в самом злом человеке есть нечто от нас самих, а в нас живет что-то и от него. Мы связаны с ним, а он — с нами. Нельзя человека отделить от других людей. Молитва крестьянина о дожде — это моя молитва; кровь, пролитая убийцей, — мое преступление. Ты плакал вчера ночью потому, что стал это понимать.
Гомер Маколей налил молока в овсянку и стал завтракать. Он вдруг почувствовал, что может наконец есть.