Взаимосвязь между чувством я и целенаправленной деятельностью нетрудно заметить, наблюдая за ходом какого-нибудь творческого предприятия. Если мальчик занят постройкой лодки и у него это получается, его интерес к делу растет, он любуется дорогими его сердцу килем и форштевнем; ребра лодки значат для него больше, чем его собственные. Ему не терпится показать ее друзьям и знакомым: «Смотрите, что я делаю! Правда, здорово?» Он ликует, когда его работу хвалят, и чувствует себя обиженным или оскорбленным, если в ней обнаруживают какой-то дефект. Но, как только лодка закончена и он начинает заниматься чем-то другим, его чувство я в отношении нее начинает угасать, и самое большее через несколько недель он становится к ней почти равнодушен. Всем нам хорошо известно, что почти такой же сменой чувств сопровождается и творчество взрослых. Работая над картиной, поэмой, эссе, возводя сложную каменную постройку, создавая любое другое произведение искусства или ремесленное изделие, невозможно не связать с ними свое чувство я, нередко доходящее до сильного волнения и горячего желания быть оцененным по достоинству, которые быстро ослабевают, когда работа близится к концу, а по ее завершении часто сменяются равнодушием.
Быть может, мне возразят, что проявление чувства я не ограничено временем активной и целенаправленной деятельности, а, напротив, часто бывает заметнее тогда, когда человек пребывает в праздности или нерешительности, и что бездельникам и неудачникам обычно бывает присуще наиболее уязвимое самолюбие. Однако в этом можно усмотреть действие того принципа, что все инстинкты склонны принимать болезненные формы, когда лишены полноценной реализаций Силы, не нашедшие выхода на широких просторах жизни, скорее всего заявят о себе в мелочных проявлениях.
Социальное я — это просто представление или система представлений, почерпнутая из общения с другими людьми, которые сознание воспринимает как свои собственные. Область, на которую главным образом распространяется чувство я, лежит в пределах общей жизни, а не вне ее; те специфические индивидуальные склонности или стремления, эмоциональным аспектом которых выступает чувство я, находят свое важнейшее проявление в сфере личных влияний, отражаемых в сознании человека как совокупность его представлений о самом себе. Связанная с мыслью о других людях, идея я всегда есть осознание человеком индивидуальности или своеобразия своей жизни, поскольку именно эту сторону жизни необходимо поддерживать целенаправленными усилиями, и именно она агрессивно проявляет себя всякий раз, когда, по мнению человека, его собственные устремления идут вразрез с устремлениями других людей, с которыми он мысленно себя соотносит. Именно здесь агрессивность особенно необходима для того, чтобы побуждать человека к характерной для него деятельности, способствовать развитию тех личных особенностей, которых, по-видимому, требует осуществление общего хода жизни. Как говорит Шекспир:
и чувство я — одно из средств достижения разнообразия этих трудов. В соответствии с этой точкой зрения агрессивное я наиболее явно проявляется в стремлении завладеть предметами, притягательными и для всех остальных; и это обусловлено как тем, что власть над такими предметами нужна человеку для собственного развития, так и угрозой противодействия со стороны других людей, также нуждающихся в них. С материальных предметов я распространяет свою власть дальше, стремясь таким же образом завладеть вниманием и привязанностью окружающих, вобрать в себя всевозможные замыслы и стремления, включая и самые благородные, а по сути — любую идею, которая, как может показаться человеку, станет частью его жизни и потребует отстоять ее перед другими людьми. Попытка ограничить значение слова я и производных от него слов только низменными личными целями не имеет под собой оснований и не согласуется со здравым смыслом, о чем свидетельствует употребление «я» с подчеркнутым ударением в связи с чувством долга и другими высшими мотивами. Это нефилософский подход, ибо он игнорирует назначение я быть органом личностных стремлений как высшего, так и низшего порядка.
Тот факт, что в обычной речи значение «я» содержит так или иначе ссылку на других людей, обусловлен именно тем, что это слово и выражаемые им идеи суть феномены языка и общения. Кажется сомнительным, что вообще можно пользоваться языком, не имея никакой более или менее отчетливой мысли о ком-то другом. Наоборот, мы практически всегда даем имена и отводим важную роль в рефлексивном мышлении именно тем предметам, которые запечатлеваются в нашем сознании благодаря общению с другими людьми. Без общения не может быть никаких имен и связных мыслей. Поэтому то, что мы называем «я», «мое» или «(я) сам», не отделено от общей жизни, а составляет ее наиболее интересную сторону; и я интересно именно тем, что оно одновременно и всеобщее, и индивидуальное. Иными словами, мы питаем к нему интерес по той, собственно, причине, что именно эта часть нашего сознания существует и пробивает себе дорогу в общественной жизни, пытаясь оказать давление на сознание других людей. Я — это активная социальная сила, стремящаяся захватить и расширить себе место в общем раскладе сил. Подобно всему живому, оно растет, покуда есть возможность. Мыслить его отдельно от общества — вопиющая нелепость, в которой нельзя обвинить того, кто действительно усматривает в я явление жизни.
Если человек никак не осознает связи предмета с другими людьми, то он вряд ли станет и думать о нем, а если все же думает, то не может, как мне кажется, считать его исключительно своим. Чувство присвоения — это всегда, так сказать, тень, отбрасываемая общественной жизнью, и, когда это чувство появляется, в связи с ним возникает и мысль об общественной жизни. Так, если мы думаем об уединенном уголке леса как о «своем», то только потому, что считаем, что другие туда не ходят. Что же касается тела, то я сомневаюсь, что мы ясно ощущаем какую-либо из его частей своею, если за этим не стоит мысль, какой бы смутной она ни была, что эта часть тела в действительности или в возможности отсылает к кому-то еще. Мы начинаем в полной мере осознавать ее принадлежность нам, когда инстинкты или переживания связывают ее с мыслями о других людях. Мы не думаем о внутренних органов, таких, как печень, как о лично наших, пока у нас не возникнет желания завести о них разговор, если, например, они внушают нам беспокойство и мы пытаемся найти у кого-то сочувствие.
Таким образом, я — это не все сознание в целом, а его особая центральная, энергичная и сплоченная часть, не отделенная от остального сознания, а постепенно перетекающая в него, но вместе с тем обладающая определенной практической обособленностью, так что человек, как правило, довольно ясно демонстрирует своими словами и поступками различие между его я и мыслями, которых он себе не присваивает. Как уже отмечалось, можно провести аналогию между я и самым ярко окрашенным центральным участком освещенной стены. Кроме того, его можно уподобить — и, вероятно, с еще большим основанием — ядру живой клетки, хотя и не отделенному полностью от окружающего вещества, из которого оно образовалось, но более активному и четко организованному.
Ссылка на других людей, содержащаяся в значении я, может быть отчетливой и конкретной, как в случае, когда мальчик сгорает со стыда, будучи застигнутым матерью за тем, что она ему запретила, или неопределенной и общей, как в случае, когда человек стыдится за содеянное, о котором ведает и которое осуждает лишь его совесть, выражающая его чувство ответственности перед обществом; но эта ссылка имеет место всегда. Не существует такого значения «я», которое не имело бы смысловой соотнесенности с ты, он или они. Даже скупец, с упоением любующийся припрятанным золотом, может ощущать его «своим», только осознавая, что существуют люди, над которыми он имеет тайную власть. Аналогичное происходит и в случае любых утаиваемых сокровищ. Многие художники, скульпторы и писатели предпочитали скрывать свои работы до их завершения, наслаждаясь ими в уединении; но удовольствие, получаемое от этого, как и от всех других секретов, связано с сознанием ценности скрываемого.
61
У. Шекспир. Генрих V. // Шекспир У. Полн. Собр. Соч. в 8 т., т 4, М. Искусство, 1958, с 383