Выбрать главу

И точно так же, как не существует общества или группы, которые не являлись бы коллективной картиной личностей, не существует и индивида, который не мог бы считаться частичной картиной социальной группы. Он не существует обособленно: благодаря наследственному и социальному факторам своей жизни человек включен в целое, частью которого он является, и рассматривать его отдельно от целого столь же искусственно, как и рассматривать общество отдельно от индивидов.

Если сказанное справедливо, то, конечно же, ошибкой является обычная манера противопоставлять общество и личность как нечто обособленное и антагонистическое по отношению друг к другу. Слово «социальный» оказывается употребляемым, по меньшей мере, в трех весьма различных смыслах, ни один из которых, однако, не означает ничего, что могло бы считаться противоположным индивидуальному или личному.

В самом широком смысле это слово означает то, что присуще человечеству в его совокупности, обществу в его самом пространном и расплывчатом значении. В этом смысле индивид и все его атрибуты социальны, поскольку все они так или иначе связаны с общей жизнью и являются частью совокупного развития.

Слово «социальный» также может означать то, что свойственно непосредственному общению, живой беседе и личным симпатиям, — короче говоря, иметь смысл «общительный». Это уже нечто совсем другое, но не большая антитеза индивидуальному, чем первое; именно в этих отношениях индивидуальность наиболее очевидным образом существует и выражает себя.

В третьем смысле это слово означает «способствующий коллективному благосостоянию» и, таким образом, становится почти эквивалентным «моральному», как в тех случаях, когда мы говорим, что преступление или похоть вне- или антисоциальны; но и это значение неправильно было бы считать антитезой индивидуальному, поскольку зло, конечно же, не более индивидуально, чем добро. Слово «социальный» должно быть противопоставлено «аморальному», «жестокому», «эгоистичному» или какому-то другому слову, имеющему этический смысл.

Существует множество выражений, которые тесно связаны в словесном обиходе с данной спорной антитезой. Это такие, например, слова, как индивидуализм, социализм, партикуляризм, коллективизм[8]. Они, на мой взгляд, употребляются с большой долей неопределенности, так что использующему их всегда приходится разъяснять, в каком смысле его следует понимать. Я вовсе не собираюсь придираться к конкретным и частным формам выражения, и в той мере, в какой оказывается, что они обладают значениями, выражающими реалии жизни, я ничего против них не имею. Почти то же самое, что и о нынешней манере использования слов «индивидуализм» и «социализм» в их противопоставлении друг другу, можно сказать о тех же словах без суффикса «изм». Я не нахожу, что в жизни есть две отдельные и противоположные тенденции, которые можно было бы по праву назвать индивидуализмом и социализмом, во всяком случае не в большей степени, чем в ней существуют две отдельные и противоположные сущности — общество и индивид, олицетворяющие эти тенденции. Явления, обычно называемые индивидуалистическими, всегда социальны в том смысле, что они выражают тенденции, вырастающие из совокупной жизни, и, наоборот, так называемые социалистические явления всегда имеют очевидный индивидуальный аспект. Эти и схожие с ними термины, возможно, весьма удобны для описания бытующих ныне теорий и программ, но то, что они пригодны для исследовательских целей, кажется сомнительным. Чтобы их использовать, им следует, мне кажется, дать более адекватное, нежели теперь, определение.

Например, обо всех основных эпохах европейской истории по тем или иным соображениям можно было бы говорить (а о большинстве из них так и говорят) как об эпохах индивидуалистических и без отступления от сегодняшнего значения этого слова. Римская империя времен упадка была индивидуалистична, если считать, что деморализация общества и принцип «каждый сам за себя» служат признаком индивидуализма. Таким же был и последующий период политической смуты. Феодальная система часто рассматривается как система индивидуалистическая из-за относительной независимости и изоляции небольших политических образований — уже в совершенно ином смысле этого слова. Затем проходят эпохи Возрождения, Ренессанса и Реформации, о которых снова на совсем иных основаниях обычно говорят как об утверждении индивидуализма. Далее мы вступаем в XVII и XVIII столетия — скептические, переходные — и, опять-таки, индивидуалистические; и так вплоть до нашего времени, которое многие считают самым индивидуалистическим из всех. Возникает вопрос, может ли слово, имеющее столько значений, значить что-нибудь вообще?

Всегда существует некоторая путаница в понятиях, когда говорят о противоположности между индивидом и обществом в целом, даже когда то, что подразумевает автор, достаточно очевидно: точнее было бы считать, что либо один индивид противостоит многим, либо одна часть общества противостоит другим его частям, и таким образом избегать смешения двух аспектов жизни в одном и том же выражении. Когда Эмерсон говорит, что общество — это заговор против независимости каждого из его членов, мы должны это понимать так, что любая специфическая склонность, которую обнаруживает одна личность, в той или иной степени входит в противоречие с общим направлением склонностей, сложившихся у других людей. Она не более индивидуальна и нисколько не менее социальна в широком смысле, чем другие склонности, проявляющиеся у большинства людей. Тысяча человек — точно такие же индивиды, как и один, а человек, который на первый взгляд стоит особняком, укоренен в общем потоке жизни точно так же и с той же необходимостью, как и любой другой из тысячи. Новаторство так же социально, как и ортодоксальность, гениальность — так же, как и посредственность. Эти различия подразделяются на индивидуальные и социальные, на то, что привычно или устоялось, и на то, что необычно или ново. Другими словами, где бы вы ни обнаружили жизнь общественную, там вы найдете и жизнь индивидуальную, и наоборот.

Я считаю поэтому, что антитеза общество versus индивид ложна и пуста в качестве общего или философского утверждения о человеческих отношениях. Какой бы идеей ни руководствовались те, кто противопоставляет эти слова и их производные, в результате они получают понятие о двух отдельных сущностях или силах; и, конечно же, такое понятие не соответствует фактам.

Большинство людей не только рассматривают индивидов и общество как нечто более или менее самостоятельное и противостоящее, но и считают, что первые предшествуют последнему. То, что личности создают общество, признают все как нечто само собой разумеющееся; но вот то, что общество создает личности, воспринимается многими как поразительная идея, хотя я не вижу достаточных оснований для того, чтобы рассматривать дистрибутивную сторону жизни как первичную или причинообразующую в сравнении с коллективной. Причина распространенности подобной точки зрения состоит, по-видимому, в том, что для нас естественней и проще мыслить индивидуальную сторону жизни — просто потому, что она осязаемо-материальна, а люди в ней суть нечто чувственно-данное, тогда как реальная действительность групп, народов, человечества в целом доступна пониманию только благодаря активному и теоретически вышколенному воображению. Обычно мы рассматриваем общество— в той мере, в какой мы его вообще воспринимаем, — как расплывчатое материальное образование, как совокупность физических тел, а не как живое целое, каковым оно является; и поэтому, конечно, мы не понимаем, что оно может быть столь же самобытным и субстанциональным, как и что-либо другое. В самом деле, многие смотрят на «общество» и на другие общие понятия как на что-то мистическое и склонны сомневаться в том, стоит ли за ними какая-либо реальность.

вернуться

8

Равно как и свобода воли, детерминизм, эгоизм и альтруизм, которые содержат в себе, по моему мнению, сходную ошибку.