Второй грузовик, кузов которого был полностью заставлен гробами, остановился у здания спортивной школы. Твои глаза, еще больше прищуренные из-за яркого солнца, замечают Чинсу, сидевшего рядом с водителем. Он выпрыгивает из грузовика, быстрыми шагами подходит к тебе и говорит:
– В шесть часов здесь закроют двери. Ты в это время иди домой.
Запинаясь, ты спрашиваешь:
– …А кто будет сторожить тех, кто останется внутри?
– Сегодня ночью в город войдут военные. Всех родственников погибших тоже отправим домой. После шести здесь никого не должно быть.
– Военные придут туда, где нет никого, кроме мертвых?
– Говорят, они считают бунтовщиками даже раненых, лежащих в больницах, и всех собираются убить. Ты думаешь, они будут разбираться, кто здесь труп, а кто присматривает за покойниками? Прикончат и все.
Как будто рассердившись, он твердой походкой проходит мимо тебя и направляется в зал. Должно быть, собирается сказать то же самое родственникам убитых. Как большую ценность, ты прижимаешь к груди учетную книгу в грубом черном переплете и смотришь вслед Чинсу. Смотришь на его мокрые волосы, футболку, джинсы, смотришь на профили членов семей погибших, на то, как они мотают головой или кивают в ответ на его слова.
Раздается высокий дрожащий голос женщины:
– Я и шагу отсюда не сделаю. Здесь и умру вместе со своим сыном!
Вдруг твой взгляд оказывается на лежащих в зале неопознанных людях, укрытых с головой плотной тканью. Не можешь отвести глаз от тела в углу. Когда ты впервые увидел его в коридоре отдела по работе с обращениями граждан, то сразу подумал о Чонми. Тело, уже тогда начавшее разлагаться, трудно было опознать из-за глубокой раны, проходящей через лицо и изувечившей все черты. Но какие-то сходства просматривались. Кажется, ты однажды видел Чонми в такой же плиссированной юбке.
Но разве девушки в таких юбках в горошек встречаются редко? Да и нет никакой уверенности в том, что в воскресенье ты видел Чонми, выходящей из дома именно в этой одежде. Разве волосы у нее настолько короткие? Вообще-то, такую стрижку носят только ученицы средней школы. И зачем бережливой Чонми, экономящей каждую монетку, красить ногти на ногах, когда еще и лето не наступило? Хотя ее босых ног ты толком не видел. Чондэ должен знать, есть ли у сестры над коленкой родимое пятно размером с фасолинку. Только он может подтвердить, что лежащая здесь девушка – не Чонми.
Но чтобы найти Чондэ, как раз сестра и требуется. Она бы наверняка обошла все больницы в центре города и нашла Чондэ, только что пришедшего в сознание после операции, в реабилитационной палате. Как и тогда, в феврале, когда Чондэ напрочь отказался поступать в старшую гуманитарную школу, заявив, что будет учиться в средней, в специальном классе с профессиональным уклоном. Он ушел из дома, и Чонми, сама не веря в успех, за сутки нашла его в читальном зале при магазине комиксов. Схватив Чондэ за ухо, она привела его домой. Посмотрев на Чондэ, поджавшего хвост перед такой маленькой и тихой сестрой, мать и брат долго хохотали. И даже твой спокойный и молчаливый отец притворно покашливал, стараясь сдержать смех. В тот день до самой полуночи в гостевой комнате шел разговор брата и сестры. Когда чей-то тихий голос становился немного громче, интонация другого звучала тихо и ласково, когда один снова повышал тон, другой успокаивал. Ты все это время лежал в своей комнате рядом с кухней и слушал жаркий спор двух близких людей, слова утешения, тихий смех. Когда их голоса постепенно слились в один и нельзя было различить, кто говорит, ты незаметно для себя провалился в сон.
Сейчас ты сидишь за столом при входе в спортивную школу.
Сидишь на левой стороне стола, раскрыв учетную книгу, и крупным почерком выписываешь на лист А4 имя убитого человека, регистрационный номер, телефон или адрес. Даже если сегодня ночью все ополченцы будут убиты, их родственники обязательно должны узнать об этом. Так сказал Чинсу, поэтому сейчас ты занят этим делом. Придется поторопиться, чтобы за шесть часов выписать все имена, проверить и прикрепить бумагу на каждый гроб.
– Тонхо!
Услышав свое имя, ты поднимаешь голову.