Была в этих ребятах, оказавшихся за спиной у Епихина, этакая подпорченность, понять которую удавалось не сразу, если вообще удавалось. Но люди, не задумываясь, откуда идет этот вывод, если сразу и не понимали, то чувствовали – подпорченность.
Может быть, такое впечатление складывалось от небритости, хотя нынче недельная щетина в моде... Но недельная щетина требует выглаженной рубашки, неплохого, хотя бы неплохого пиджака, а на этих было что-то заношенное, казалось, они в этих рубашках и пиджаках спали – что, учитывая помятость физиономий, вовсе не исключалось.
И было еще одно – какая-то взвинченная оживленность, их, похоже, возбуждала сама забегаловка, они пришли сюда как в достойное место, где им хорошо и вот-вот наступит нечто такое, к чему стоит стремиться.
А что наступит?
Две кружки пива появятся на столе.
И все.
И этого достаточно, чтобы громко, оживленно, воодушевленно разговаривать на какие-то свои дурацкие темы? Потому что так разговаривать можно только на темы действительно дурацкие – кого вчера встретил, сколько бутылок открыли, что ответила Валька, когда он ее поприжал между дверями, каким-таким голосом она ответила на его предложение...
И так далее.
Описывать более подробно нет надобности, все мы прошли через это в свое время. Бутылка портвейна перед танцами, запах незнакомых духов, а тогда все духи были незнакомые, но не в тридцать же лет, ребята!
Не в тридцать же лет!
– Слушай, Леха, ты звони мне, ладно? На мобилу звони! – Парня возбуждало само слово «мобила». – А я тебе не давал? Записывай! Восемь девятьсот шестнадцать... Мобила всегда при мне, понял? Звони на букву «м», Михась. Фамилию не надо записывать. Я не люблю, когда моя фамилия где-то мелькает... Все! Жду! Не пропадай!
И Епихину, который сидел у Михася за спиной, ничего не оставалось, как записать его номер в блокноте на букву «м».
Что он и сделал.
А потом, бросив в рот последнюю миндалину, подошел к стойке, расплатился, махнул Фатиме рукой и вышел легкой, почти трезвой походкой. Он прекрасно знал, почему спрашивали о нем эти ребята и почему сейчас, увидев его, не подошли. Дело в том, что некоторое время назад они попросили угостить их пивком. Угостил. Махнул Фатиме рукой, чтобы она по кружке «Невского светлого» им налила. Парни пообещали вскорости расплатиться, но пока до этого дело не дошло. Потому и у Фатимы спросили – может, уже здесь и не бывает этот добросердечный мужик. Нет, оказывается, бывает. И теперь вот, столкнувшись с Епихиным лоб в лоб, они как бы не заметили его, как бы не узнали, отвлекшись на толстозадых девиц в джинсах, которые вот-вот готовы были треснуть по всем швам, обнажив нечто прекрасное и почти недоступное.
Епихин не напоминал о долге, как бы тоже не узнал ребят. Мало ли кого приходится всем нам иногда угощать по пьянке – пивком ли, водкой, бывает, бутерброд попросит случайный собутыльник... Чего не бывает. Собственно, в этом тоже есть радость бытия, радость пития...
И еще одно, может быть, самое важное – Епихина Валентина Евгеньевича вполне устраивало такое течение событий. Теперь он знал твердо – парни помнят о своем должке, но расплатиться не могут, не могут беззаботно вернуть сотню рублей.
И не надо, усмехнулся про себя Епихин. Сочтемся, ребята, сочтемся.
И вышел, не оглянувшись.
И, кажется, даже почувствовал, как облегченно перевели дух ребята.
Когда-то Лев Николаевич Толстой, это писатель такой был, неплохой, между прочим, писатель, написал слова... О чем бы человек ни думал, он думает о собственной смерти.
Сильно старик выразился, видимо, знал, о чем говорит, видимо, понял и прочувствовал. И если вдуматься в другие его слова, а он много чего в своей жизни произнес, то вынуждены будем согласиться – все о смерти, все о ней думал старик, с одной стороны заходил, с другой, но, несмотря на потрясающий свой талант, несмотря на необыкновенные умственные способности, избежать встречи с улыбчивой бабой ему не удалось, настигла и его.
Но это так, к слову.
Похоже, времена слегка изменились, теперь человеку и о собственной смерти подумать некогда, суета заела и мысли суетливые одолели. О чем? Да все о том же, о деньгах. И, чуть изменив слова великого старца, можно сказать – о чем бы человек ни думал, он думает о деньгах. Вся мощь развлекательно-информационной индустрии взахлеб об одном и том же, да, ребята, да!
О деньгах, о них, родимых.
Вчитайтесь, вслушайтесь, всмотритесь!
Все эфирное пространство заполнено одним – кто сколько урвал, украл, заработал, сколько взял убийца, сколько отхватил олигарх, сколько получила первая красавица мира, на сколько живет старик, победив фашистскую гадину шестьдесят лет назад, сколько получает прелестник Киркоров, попрыгунчик Газманов, толстушка Пугачева...