Вишни отличные. Спелые, вкусные. Рой докуривает и уходит к яблоневому саду. Рой, он такой — свободный, неторопливый. Я возвращаюсь к лестнице и остаток дня собираю вишни, радуясь, что я здесь. Каждый раз, оттаскивая ящик в сарай, я смотрю на клубничные грядки. Там работает не меньше человек тридцати, в основном, дети и женщины. Считается, там трудней, целый день под палящим солнцем, но я когда-нибудь всё равно попробую. Сейчас мне нравятся вишни, нравится, что я один — делаю что хочу и когда хочу. Я не из тех, кто помрёт без болтовни, регулярных тусовок и гулянок. И меня здорово заводит первый день свободы от Виллиса, полок, жестянок и назойливого света. Умей я концентрировать энергию, я бы всё это взорвал на фиг. Точно говорю.
Время идёт незаметно, если ты занят и тебе не скучно. Наполняю шесть ящиков и зарабатываю три фунта. Приходит хозяин и расплачивается. Женщина, считающая ящики, отдаёт ему тетрадь. Высматриваю Роя, но его не видно. Хозяин, хмыкнув, отдает мне деньги, кивает и уходит.
На дороге я появляюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как мой автобус проезжает мимо. На остановке пусто, и он не замедляет хода. Вижу водителя — тот же самый, что был утром, двадцать с чем-то лет, квадратная голова и красные щёки. Я устал и хочу домой, поэтому машу рукой, может, он меня подберёт. Этот урод дыбится, как победитель викторины, и пролетает мимо остановки, исчезая за поворотом. Здесь, на окраинах Лондона, мы на фиг никому не нужны, поэтому, поголосовав без особой надежды, сажусь на обочину у автобусной остановки и настраиваюсь сидеть до упора.
Почему-то вспомнилась Дебби. Мысли о ней совсем не эротичные, а скорее грустные. Как-то сказала, что любит меня, но я знаю — она имеет в виду не это, просто такие вот правильные слова для того, чтобы выйти замуж. Хочет иметь семью, дом — но в конце концов прослывёт шлюхой. Виделся с ней неделю назад — родители на работе, прогуливает школу. Плотно задёрнутые оранжевые занавески, жара несусветная, валяется на кровати, перекрученная юбка вся задралась, ласкает себя, изображая взрослую, хихикает при этом, как самая что ни на есть девчонка. Девчоночьи серебряные колечки и женские чёрные чулки. Она хотела, чтобы мы потрахались под классную песню с одной моей пластинки. Не просто классная, с обратной стороны «Anarchy In The UK», на самом деле великая песня — «I Wanna Be Ме» («Хочу быть самим собой»). Потом она завелась насчёт того, что Фишер делает это под Rolling Stones. Всё это вконец меня достало. Жалобы и нытьё про то, что я её больше не люблю, я не успел дослушать — явился папаша, и мне пришлось прыгать в окно и сматываться. Фигня всё это.
На стоянке вдруг оживает Кортина, хозяин машины высовывается и предлагает подбросить. Ненормальный, думаю, голубой или ещё какой. Но потом вижу, что за рулём брат Смайлза, и сажусь в машину. Тони срывается с места — гравий во все стороны; покрышки — в дым.
— Снова работаешь в саду?
Пассажир, крупный малый с короткой стрижкой, передаёт мне бутылку сидра, я пью.
— Гари лучше бы работал там же, чем со стариком. Последнее время тот стал совсем чудным. Не знаю, в чём проблема. Поговорил бы ты с ним.
Если Тони когда-нибудь останется без работы, вполне может податься в гонщики. Сижу сзади, прислушиваюсь к новостям — хорошо поставленный голос рокочет что-то о праве, порядке, лучшей в мире английской полиции, о пучине анархии, в которую низвергнется страна из-за панков, рокеров, бандитов и футбольных фанатов, плюющих на власть, а также из-за лживых социалистов и профсоюзов. Мы тормозим на красный. Дискуссия на радио продолжается — теперь наркотики, матери-одиночки и ранний секс. Особо не вслушиваюсь — мне-то что? Подобная мура хороша для отца — пообщаться с телеком после работы. В среду вот встречаемся со Смайлзом, сейчас слушаю, как Тони и Билли ржут над тем, не пойти ли им к «Волкам» ведущими игроками. Загорается зелёный, а я вдруг размечтался о доме, о сладком к чаю. Тони высаживает меня, вхожу в дом, где вкусно пахнет сосисками, может, есть даже пюре.
Мы со Смайлзом сидим в привокзальном кафе, изо всех сил сдерживаем смех, сохраняем серьёзный вид. Кафе почти пустое, не то, что после школы, кода здесь полно детей, попивающих чай и кофе. Две мамаши жуют яйца с картошкой и уговаривают детей не шалить. Трое работяг у двери в промасленных спецовках тихо переговариваются, склоняясь над тарелками, оглядываются, чтобы женщины их не услышали. Одна из мамаш, поймав взгляд мужика, начинает усердно умиляться своему ребёнку. Работяга доедает кусок пирога, затем бобы. Не забывает бросать взгляды на женщину, блондинку с дурацкой завивкой, красными ногтями, в белых сандалиях, ещё и с детской коляской.