Так что мы окрестили старика Смайлза Сталиным, для комплекта с Гитлером.
— На что там пялится Майор? — спросил Дэйв, глядя в окно.
Я сказал, что он нашёл кучу собачьего говна. Чарли Мэй только что прошёл мимо со своей овчаркой, и теперь Майор складывает два и два. Я спросил Дэйва, слышал ли он, как треснул череп того парня, когда Хан зарядил ему бутсом?
— Думал, сблюю, — сказал Смайлз.
Я кивнул, и Дэйв покрутил пальцем у виска.
— Во бригада дрочил, — засмеялся Крис. Тощий мудак.
— И что Майор намеревается делать, собрать кучу и оттащить домой в качестве вещдока? — спросил Дэйв, открыв окно и высунув голову, он решил, что пора развлечься.
— Не надо, Дэйв, — беспокойно сказал Смайлз, — он расскажет моему старику, и тот узнает, что вы тут тусовались.
Бояться собственного отца неправильно. Дэйв закрыл окно. Дошло. Мы не используем имя Сталин при Смайлзе, учитывая, что после смерти матери отец — это вся его семья, ведь Тони, брат, во-первых, старше, а во-вторых, вечно или на работе, или в пабе. Опять же, если сравнивать со старшим братом Хана, Сталин — воплощённое миролюбие и всепрощение, так что, похоже, каждого козла кто-нибудь да перекозлит. Несложно разобраться, почему Хан отмороженный, его отец — хозяин магазина, сноб-бизнесмен, которому от сына нужны только хорошие оценки за семестр. Этим Хан старика ни разу не порадовал, так что тот каждый разхватается за ремень, а пряжка у ремня внушительная. Говорят, в душе после футбола на нём видели ожоги от сигарет, но он на год старше, так что сам я ничего не видел. Баулер вроде был там, проверял, чтобы ребята вымыли подмышки, и спросил насчёт ожогов, но Хан чем-то отговорился, и Баулер решил не развивать тему. Остальные учителя тоже должны были что-нибудь заметить, но физруки — бригада мудаков, я бы даже сказал, мудозвонов.
Но вообще-то мерзко, когда тебя жгут сигаретами, а ты остаёшься наедине со своими проблемами.
— Во сколько твой отец придёт домой? — спрашивает Дэйв.
— В полвосьмого. У него сегодня сверхурочные.
— Ништяк, значит, тема сегодня есть, — Дэйв со смехом достаёт из кармана бутылочку рома.
Сталин часто работает сверхурочно, так что у Смайлза и Тони достаточно свободы, правда, приходится самим себе готовить и стирать, делать то, чем обычно занимается мать. Если они выходят за рамки, Сталин пинками загоняет их обратно, но, надо признать, ремнём не пользуется. Если к его приходу тарелки не вымыты и не поставлены на место, он пускает в ход кулаки, или если в гостиной что-то не на месте, им опять же достаётся, он однажды отметелил Тони, когда его стошнило и он заляпал весь туалет.
Тони уже вырос и может дать сдачи, и Сталин знает это, так что они держатся подальше друг от друга. И от того, что Тони так редко бывает дома, Смайлзу достаётся больше законной половины побоев. Он лёгкая жертва, а как только ты впервые пойдешь погонять с пацанами в футбол или просто потусить на спортплощадке, ты узнаешь, что люди первым делом набрасываются на лёгкие жертвы. Не надо быть особо умным, чтобы это понять. Я так себе думаю, Сталин — ещё один мудозвон, типа старика Хана. Тут мы с Дэйвом и Крисом сходимся. Иногда я мечтаю, как раздобуду обрез и снесу ему башню, но понимаю, что я так никогда не сделаю. С одной стороны, очко сыграет, с другой — Смайлз остался бы сиротой.
— Блин, на вкус — моча, — вопит Крис, выплёвывая ром на ковёр.
— Ну, бля, — говорит Смайлз. — Ты чего учудил? Останется охрененное пятно.
Он идёт на кухню и возвращается с тряпками, опускается на колени и начинает оттирать ром. Крис тоже берёт тряпку и включается в процесс.
— Так ты чего это?
— Штука омерзительная. Не ожидал, честное слово.