Один из вариантов – сотрудничество с этими другими в подходящей ситуации, и наличие такой возможности указывает на последнее затруднение, которое возникает, когда кооперация ассоциируется с сообществами: хотя сотрудничающих особей можно назвать социальными, это не означает, что они образуют сообщество. В своей книге «Хозяева Земли: социальное завоевание планеты человечеством» эколог Эдвард Уилсон, мой герой и наставник, отмечает, что социальные животные – те, что в какой-то момент своей жизни собираются вместе, чтобы извлечь некую взаимную выгоду, – распространены повсеместно[45].
И все же некоторые виды сделали шаг к эволюции сообществ. Подумайте о двух основных социальных единицах: брачной паре и матери с детенышами. Не у всех животных встречается даже такой вид социального взаимодействия. Лосось мечет икру в толщу воды для оплодотворения, а черепахи оставляют свою кладку после того, как запрячут яйца в песок. Однако новорожденные детеныши и вылупившиеся птенцы очень слабы, так что стратегически важно поддерживать их, пока они беспомощны. У всех птиц и млекопитающих, а также у некоторых видов животных, принадлежащих к другим классам, матери заботятся о детенышах в этот критический период. В некоторых случаях, как у странствующего дрозда, помогают отцы. Подобный вид взаимодействий получил такое же широкое распространение и настолько же прочен, как и группа: большинство таких небольших семей действует в одиночку, а не как часть устойчивого сообщества.
Для процветания сети союзников или близких друзей тоже нет необходимости в сообществе. Например, у орангутанов сообществ нет, и большую часть времени эти животные – одиночки, но приматолог Шерил Нотт рассказала мне, что самки орангутанов, встретившиеся в подростковом возрасте, потом будут периодически проводить время вместе. Или вот еще пример: два или более гепарда (чаще всего братья, но не всегда) стремятся действовать совместно, чтобы защитить территорию[46]. И все-таки, по моей оценке, дружба, отличающаяся от сексуального партнерства, чаще всего процветает именно в сообществах. Такая закономерность наводит на мысль, что устойчивые составы сообществ обеспечивают надежную основу для своего рода близких взаимоотношений, которые вызывают удивление у сторонников гипотезы «социального мозга».
Тем не менее находиться вместе с другими индивидуумами, пусть даже в краткосрочных отношениях, не связанных с выращиванием детей или дружбой, может быть полезно. Вспомните о хоре птиц, появляющихся и исчезающих, как шумные подростки на вечеринке. Такие стаи представляют собой социальные связи, способные привлечь любого, находящегося поблизости: стаи защищают птиц от хищников, обеспечивают встречу с брачными партнерами или заставляют подняться вверх насекомых, которых можно съесть[47]. По сравнению с одиночным полетом некоторые птицы тратят меньше энергии при миграции в стае, летящей клином. Косяки сардин и стада антилоп приносят такую же выгоду, даже когда участники не привязаны к конкретному объединению[48]. Кроме пользы от объединения, встречаются также случаи альтруизма, когда одни животные помогают другим с некоторым ущербом для себя. При встрече с хищником несколько рыб из стаи обыкновенных гольянов отправляются вперед и подплывают к нему, а остальной косяк явно оценивает опасность ситуации по тому, насколько агрессивно хищник реагирует[49]. Когда дело касается родственных особей, такое благородство имеет особую логику с эволюционной точки зрения, потому что индивидуумы «продвигают» собственные гены, помогая таким родственникам, как показывает элементарный пример с парой странствующих дроздов, растящих потомство: это родственный отбор.
Близость к другим может обеспечивать и откровенно своекорыстные интересы, поскольку вместе безопаснее. Я обратил внимание на этот факт, еще будучи студентом, во время своей первой экспедиции в тропики. В Коста-Рике я присоединился к лепидоптерологу Аллену Янгу, который попросил меня вести наблюдение за поведением гусениц бабочки Mechanitis polymnia из подсемейства данаид семейства нимфалид. Грузные гусеницы поедали листья сорняков, отдыхали и передвигались плотными группами. Их проклятием были пауки и осы; тех гусениц, что находились с внешней стороны группы, хватали и съедали первыми. Я сделал вывод, что инстинкт выживания заставляет гусениц собираться вместе, при этом каждая старается втиснуться между остальными, а слабые обречены на гибель. При описании результатов я выяснил, что Уильям Дональд Гамильтон, известный биолог, уже рассматривал подобное поведение – стремление пробраться в центр с периферии – в косяках рыб, стадах млекопитающих и других группах и назвал их «эгоистичными стадами»[50]. Несмотря на свой эгоизм, мои гусеницы помогали друг другу, но только изредка. Поодиночке им пришлось бы долго прокладывать дорогу сквозь жесткую кутикулу ворсистого листа, чтобы начать пир; как группа, они быстрее достигают результата, поскольку первая добившаяся успеха гусеница делает лист доступным каждому для питания[51].
45
Wilson (2012). (
48
См., например, Guttal & Couzin (2010); Krause & Ruxton (2002); Gill (2006); Portugal et al. (2014).