Представители Оплотов так и не сказали ему ничего конкретного о приговоре, вынесенном Совету Хранителей…
— Добрый вечер, гарр Краусс! Поистине добрый: наконец-то я до вас дошёл!
И обычно входили через дверь.
И не надевали на себя рваньё со свалки… а, нет, чересчур опрятно: не искромсанные тряпки, а «художественное решение». Извращённо органичный ансамбль из «художественных решений».
Сначала Себастьян Лохматого-бедолагу-в-лохмотьях пожалел: через тонкие прорехи на рубашке, чьи концы свисали до колен, просвечивал живот; брюки были продырявлены на голенях, а шея — открыта полностью, а на улице уже зима, между прочим, зачем так над собой издеваться — хоть плащ накинул и то счастье; он, конечно, тоже был словно бы изрезан ножом, но хоть не насквозь, и казался вполне тёплым…
— Я спросил бы, заняты ли вы, но… Я знаю, что вы совершенно не заняты.
Однако потом почему-то испытал ярое желание вмазать по лицу.
Не прибегая к магии — банально кулаком.
Совсем плохо дело. Уже на правду стал обижаться.
— Прошу прощения, с кем имею честь?..
Нежданный и незваный гость глубоко вдохнул, одёрнул плащ, несколько раз моргнул, трижды щёлкнул пальцами и наконец жизнерадостно ответил:
— Ах да! Да-да-да, и я, и я прошу прощения: Тит Кет — к вашим услугам.
Тит Кет, значит. Что ж — здесь оставалось только выразить соболезнования.
— И зачем вы ко мне пришли?
— А вот это, драгоценный гарр Краусс, прямо-таки наиотличнейший вопрос!
Надо же. «Гарр». Уважительное обращение к мужчине в Хегране; очень мало кто использует подобные частности на общих сценах.
Зачем-то снова одёрнув плащ, Приближённый Кет танцующей походкой обошёл диван и вальяжно развалился в кресле справа от камина — очутился не далеко, но и не близко; и Себастьян почувствовал благодарность, потому что не хотел бы находиться рядом, и вспомнил, что ему по долгу прошлого положено бояться, и, как следствие, действительно немного испугался.
Самую малость: страх будто бы сам в ужасе бежал, оставив лишь тень, от противника, встреченного впервые и неожиданно оказавшегося непобедимым — от всепоглощающего недоумения.
Интересно, кто-нибудь когда-нибудь говорил Титу Кету, что он является Приближённым в своём роде выдающимся?
Наверное, нет — какой смысл: не мог же он не понимать, какое впечатление производил.
— Вы ведь знаете, почему Архонты разродились Волей и что вас ждёт в будущем, верно?
И у него вопросы тоже были — истинно бесподобными.
— Вынужден вас разочаровать: не имею ни малейшего представления.
Некоторые предположения по первому пункту у Себастьяна имелись, но он предпочёл бы о них умолчать и передать ход собеседнику.
Отреагировал тот… своеобразно: подняв брови, посмотрел с ощутимой растерянностью, а затем резко всплеснул руками, впечатал затылок в спинку кресла и громко воскликнул в потолок:
— Щепетильность! — после чего, выдохнув, опустил голову обратно и продолжил говорить тише, но в том же ключе: — Щепетильность, гарр Краусс — это болезнь. Передающаяся воздушно-капельным путём и стремительная как свет. Пожирающая всех на своём пути. Она хуже, чем Всепоглощающее Ничто! Молю вас, любезнейший, будьте максимально осторожны: она вам уже крупно подгадила, берегите же себя — не заразитесь.
В ключе, необъяснимом совершенно.
Себастьян понятия не имел, чем ему «подгадила» несчастная щепетильность, а вопросы скоростей распространения и уровней опасностей оставлял на откуп экспертам, так как сам о ней не знал ничего.
По причине абсолютной иммунности.
— Всё приходится делать самому! Ну да ладно: не убудет от меня — не развалюсь. Открытое и честное предупреждение, гарр Краусс: сейчас я поставлю Купол Безмолвия. По протоколу я обязан галантно испросить вашего позволения и получить… ох, Создатели благодетельные… «информированное согласие», но заморачиваться этими формальностями не стану: не взыщите и не тревожьтесь — уверяю, вы только рады будете и ещё спасибо мне скажете.
И Тит Кет, очевидно, его иммунность разделял целиком и полностью, что было похвально и располагающе удобно.
Последние два с половиной месяца за Себастьяном по пятам ходил Стеван Кандич; теперь же за его спиной разворачивался и закреплялся Оплот Надежды, о котором можно было думать, но просто не получилось бы — внятно поговорить, однако невозможность выразить не стирает знания и его следствий: связанных с ним теоретических построений, которые могут пригодиться буквально в любой момент.
Стать тем самым преимуществом-меняющим-всё, и если Тит Кет по какой-то необъяснимой причине был готов самонадеянно рисковать, то хвала ему и любые карты в руку.
Руку, прожестикулировавшую быстро и красочно — под стать хозяину, как бы парадоксально это ни звучало в отношении по определению одноцветного Приближённого; после чего тот невозмутимо проговорил:
— Не буду тянуть время и испытывать ваше терпение: на небесных островах начали формироваться Разрывы. Вы об этом не знаете, но это точно так — мои сожаления.
И повисла тишина.
То есть от Себастьяна ждали какого-нибудь ответа.
— Что ж. Ясно.
— Хм-м-м… А вы не выглядите удивлённым.
И вот это уже было несколько оскорбительно, потому что а с чего бы ему выглядеть удивлённым? Неужели его преподобие считал, что Совет Хранителей состоял из идиотов?
Нет. Нет, не состоял.
Все прекрасно знали о неслучайности разброса Разрывов и не могли не брать в расчёт худшую вероятность, ведь на кону стояли десятки тысяч жизней; и Волю Архонтов было решено уточнить именно потому, что Совету для максимальной эффективности действий требовалось понимать, с ней они столкнулись или всё же не с ней — и надо же, какая неожиданность, они в своих предположениях были правы…
Но толку-то теперь — от правоты?
— Это потому что я не удивлён. И конкретно Каденвер в безопасности, я правильно понимаю?
Тит Кет снова вздёрнул брови и, коротко хохотнув, заявил:
— Знаете, а с вами приятно иметь дело! И да, сейчас в безопасности все Университеты, но Каденвер, конечно, особенно — ах, привилегии молодости; поры, когда ничего-то тебя не касается.
И Себастьян мог бы поспорить с этим крайне сомнительным утверждением, однако сказать что-либо ему не дали:
— Давайте перейдём к более интересному вопросу: знаете ли вы, что произошло семь с половиной веков назад в Альсе?
И он ответил одновременно осторожно и настороженно:
— Да. Знаю.
Отлично зная, что тогда и там произошло, но ведь ему обещали, что его людей никто не тронет, так почему, неужели кто-то?..
— И что же произошло семь с половиной веков назад в Альсе?
Неужели кто-то посмел?.. Но почему тогда Каденвер всё ещё парит?
— Разъярённая толпа убила семерых Приближённых. Альс вместе со всеми жителями перестал существовать.
Неужели?!.
— Ага. То есть вы не знаете, что произошло семь с половиной веков назад в Альсе. — «В смысле — не знаю?» — Это нормально: очень, прямо-таки очень мало кто знает, так что устраивайтесь поудобнее, дражайший гарр, и готовьтесь внимать, ибо выпала вам честь — без преувеличения! — ред-чай-ша-я.
Почему-то польщённым Себастьян себя не чувствовал и устраиваться поудобнее зловредно не стал, зато сам Тит Кет собственному совету последовал чуть ли не демонстративно: медленно наклонился вперёд, упёр локти в колени, положил ладони друг на друга, взгромоздил на них подбородок и заговорил так, будто рассказывал высокую, пронизанную надрывом легенду о самих Создателях:
— Не было в Альсе никакой разъярённой толпы: была толпа, крайне опечаленная смертями близких, и… как метко выражается современная ирелийская молодёжь… совсем потеряли берега из неё лишь четыре с небольшим десятка человек. Но для вымотанных в ноль Приближённых и этого оказалось слишком много, и да, его сильнейшество Шерктер спалил Альс дотла, и кто же посмеет его осудить? Но сделал он это только — вот сейчас внимание — только после того, как перенёс всех жителей города в Оплот Уверенности.