Этот мудак снимал все, по любому снимал. Она умирала, защищая меня — а он все снимал, и теперь я по уши в этом, и даже плевать на меня: это все означает, что Аянами конец. Я вслушался в эту мысль, и понял, что не могу больше думать. Не просто не хочу — не могу. Судорога мозга.
И почти на автомате я принял еще один входящий.
— Что скажешь?
Кацураги выглядела встрепанной и ужас как недовольной, так что я подобрался.
— Вы о новостях?
— Нет, мать твою, о погоде! — прикрикнула капитан. — Объяснись, какого дьявола меня тормошат в полпятого с требованием комментариев по моему сотруднику?!
Мисато-сан параллельно запихивала какие-то предметы в портфель, и вообще — явно собиралась на работу. Очень нервно собиралась. Я отстраненно фиксировал детали, мозги привычно ушли в нокдаун, что там работало и чем я там думал, — не знаю. «О, кстати».
— Я не знаю, капитан.
— Не знаешь?
Молчанка. Гляделки. И я выдержу. Я точно выдержу, потому что мне нужно время, хотя бы немного времени. Если я прямо сейчас проиграю поддержку капитана, мне конец. Мне сраный конец.
— Предположим.
Кацураги вернулась к запихиванию какого-то прибора в карман, а я облизнул изнутри губы. Маленькая победа — маленький укол чего-то целебного прямиком в мозг.
— Скажите, кэп… Вы знаете, почему в этом участвует именно Айда Кенске?
Бинго. Капитан даже не замедлила движений рук, ни одна черточка не изменилась в ее лице, но после вчерашнего, наверное, я узнал свою начальницу лучше, чем за все прошлые годы.
— Понятия не имею.
— Вы уверены?
«Это я что? В атаку пошел?»
— Слушай, ты!.. — прищурившись, начала Кацураги.
— Он мой наблюдатель?
Кацураги внимательно посмотрела на меня, а потом твердо сказала: «Нет», — и отключилась. Иногда бывает так, что «нет» означает «может быть», а еще реже «нет» звучит как «да». И черт меня побери, если это не был тот самый редкий случай.
Я сунул нос в сложенные ладони — вроде, так когда-то молились — и представил теперь полную картину, целое поле боя. Мои флаги в этой битве уже все полегли. Все — то есть, совсем все.
— Кто такой наблюдатель?
Рей села на стол передо мной, а я смотрел на нее поверх своих пальцев, и мне было плохо.
— Это контролер, соглядатай. Человек, который ведет досье на блэйд раннера. Мы не имеем права знать, кто это. Как правило, это кто-то из знакомых, соседей… Или из информаторов.
«У Рей острые коленки. И ребер проступает многовато, наверное. Почему ее создали такой худенькой?» Я оборвал себя: очень уж это все напоминает прощание. Очень.
— Вас нужно контролировать?
— Мы дорогие игрушки, Рей. Всегда нужен взгляд со стороны, нужен кто-то, кто вне управления будет собирать все, анализировать…
Я начинаю болтать, и это плохо. Это офигенно плохо.
Кенске ведь палился, безбожно палился, а я даже думать не стал обо всех этих его причитаниях. Он поначалу все приставал, мол, как оно — быть блэйд раннером? «А что чувствуешь, когда идешь на Еву?» Айда всегда азартно торговался, небрежно говорил: «Ты зашибаешь деньги». А я не видел разницы между просто интересом к моей работе и болезненным интересом.
Я опустил голову на колени Аянами. Колени были прохладными, а мои щеки, оказывается, горели огнем. Наверное, вникни я в его слова, поройся в базе данных, я бы легко обнаружил, что он раз сорок подавал документы в академию. Что у него, например, критические беды со здоровьем, что-нибудь на грани со специалом.
Я мог давно вычислить и взять на крючок своего наблюдателя — ловко, изящно, красиво. Так, чтобы он даже не пикнул, не вздумал передать кому-то свою должность. И позвони мне сегодня Нагиса, я бы просто набрал гребаного очкарика, и тот сам принес бы мне все материалы.
Если бы, ах, если бы. «Если б я был рыцарь в панцире прекрасном…»
Меня загнали — мат в два хода. Не могу спрятать Рей: наблюдатель знает обо всех моих маршрутах и тайниках. Не могу уехать с ней — это гарантируют «виндикаторы». Не могу почти ничего, кроме простого и красивого хода в ответ: вычислить Кенске, активировать «берсерк» и надеяться, что Аянами Рей найдет способ выжить.
Хотя бы она.
— Каковы твои шансы на Трибунале?
Я поднял взгляд: Рей смотрела на меня сверху вниз, и я вдруг понял, что пока я рожал драму с соплями, Ева думала о том, как спасти меня. Нет, скорее даже — как спасти нас. Хотя и напрасно это все.
— Никаких. Любое доказательство можно соорудить — хоть монтажом, хоть нанотехникой. Это ясно. Но если наблюдатель даст правдоподобное видео, а я упрусь, «Чистота» затребует МТ.
«А я не йог, чтобы спрятать свою любовь от мнемотрассирования».