— Семнадцать дней.
Если мне не изменяет память, то по времени Рей я знал меньше.
— Понятно. Что со мной сделали?
— Полный реморфинг сердца. Усиление нервных контуров, имплантация управляющего интерфейса.
Я вскинул голову:
— Управление? Мной?
— Нет. Управлять будешь ты.
Лифт опустился в зал, и я невольно закрыл глаза: тут было ослепительно. Белый пол, интенсивный белый свет, глянцевые белые же стены. И тусклое пятно — профессор Акаги. Моя подельница в убийстве Майи Ибуки.
— Добрый день, — сказала женщина. — Ну что, будим их?
Отец кивнул, а я просто осматривался: все скажут, когда надо будет.
Акаги подошла к стене, оттуда каскадом выплеснуло голографические пульты, и женщина заметалась пальцами по вспыхивающим кнопкам — и это, признаться, выглядело эффектно. По крайней мере, объясняло, как она успевает конструировать прошивки и печататься в научных вестниках. Ну, и базы возглавлять. Хотя с базами — это вопрос не скорости, а совести.
Часть стен поляризовалась, открывая вид на баки, наполненные LCL. Раз, два… Девять баков, каждый полтора стандартных примерно. А внутри…
— «Серия».
Я оглянулся на отца, потом снова посмотрел в ближайший ко мне бак. Внутри оранжевой жидкости плавало огромное человеческое тело — не меньше двух с половиной метров. Мускулатура мужская, очень мощная такая мускулатура, а гениталий нет. А еще — нет лица: просто сглаженный выпуклый овал с дырочками носа, но безо рта и глаз.
«Параграф пятый Международного уложения СКЕ, — вспомнил я. — Тератоморфирование Евангелионов запрещено».
— А еще у них нет личностей, Синдзи, — сказала Акаги. — Упрощенная прошивка.
— Упрощенная? Тогда как…
— Просто разбуди его, — сообщил отец, подходя ближе. — Через твой имплантат ты наделяешь его частью сознания. Резервное копирование и мотивационный контроль.
— Но…
Макинами. Нагиса. Аянами. Даже те двое, первые «нули», которых я видел…
— Это не Евы, сын, не обманывай себя. Это «Серия». Пока есть ты — есть они.
— Дублирование органов, силовое протезирование… Короче говоря, только в одной грудной клетке — восемнадцать патентов.
Акаги. Гений по созданию монстров. Черт возьми, она ведь гордится этим, и, наверное, есть чем: сначала совершенный спутник, теперь — совершенный раб. Пока есть хозяин, есть раб. Офигенная мотивация.
— Разбуди его. Просто смотри на него, попытайся увидеть себя его глазами.
Я оглянулся, и Акаги с кривой улыбкой развела руками:
— Ну, да. Нет глаз, конечно. Да, сам подход — штамп, конечно, но такая программная последовательность заложена как инициальная.
«Серия». Ты у меня будешь номер один. Я почти прилип к стеклу — я сегодня послушный. Раз уж лезть в опыты, так с головой, как Майя. Только эта тварь никогда не сможет на меня напасть. Ну же, давай! Вот такими бы создать всех Ев — послушными куклами, чтобы вы могли бетон — в крошку, а человек вас — мыслью в порошок! Чтобы каждый вдох и выдох Евы — защитить человека, чтобы никогда и не посмели — симпатизировать, любить, жертвовать собой. Броня не может жертвовать собой, так?
Вот и посмотрим, что ты такое!
В мозгу зашипело, и я вдруг понял, что поменялся местами с «Серией». Кровавая пелена отступала, я не понимал, где у меня глаза, но я видел. С хрустом выправлялся внутри разум — спокойный и простой, как устав. Первый пункт: хозяин.
Хранить. Повиноваться. Защищать.
Я моргнул и оказался на своем месте. В голове мокрым флагом полоскался мозг, от которого только что отщипнули кусочек. Титан за стеклом медленно оседал на пол, в баке спускали жидкость, а потом «Серия» встал и поднес руку к стеклу, поводил ладонью по нему, словно нащупывая меня.
— Есть, — сказала Акаги, и в этом голосе звякнул азарт.
Наркоманка.
— Следующий, сын.
Я пошевелил губами и поднес палец к носу: из ноздрей подтекала кровь. Вот уж не подумал бы, что в наш век за преданность так же принято платить кровью.
— Понял… Отец. Это будет «номер два».
Взрыв чужого разума, направленный взрыв — и будто выпрямляется сложенная конструкция.
Повиновение. Я сам по ту сторону стекла — маленький, беззащитный и всесильный.
К пятому баку меня подвели под руки, тампон из носа уже решили не вынимать.
В перерывах мне что-то рассказывали об их оружии, о том, что все готово — и какие-то запредельные коил-ганы, и комбо-мечи, и новое поколение специальной тканевой брони…
Глядя на девятую «Серию», я висел между отцом и профессором Акаги: ноги уже отказывали. «Что-то я много этим тварям отдаю. А впрочем — чего не сделаешь за беззаветную преданность, которой позавидует и собака?» Хотя я, конечно, все врал себе. Помимо момента полной «синхронизации» с чуждым разумом я ничего не ощущал — вообще ничего. Был, конечно, какой-то вялый интерес к причинам всего этого кровоточивого абсурда, но — не более.